Азбучная война

«Азбучная война» (укр. «азбучна війна»), «азбучная буря» (укр. «азбучна завірюха») — название борьбы украинской общественности Галиции в XIX веке против попыток перевода украинского алфавита на латинскую графику.

Первый её этап начался в 1834 году после выхода в свет публикации И. Лозинского, в которой утверждалось, что латинские буквы могут более полно и точно, чем «мёртвая» кириллица, отразить характер украинского языка. Второй этап начался в 1859 году после публикации предложений Й. Иречека о введении украинской письменности на основе чешского алфавита[1]. Обсуждение вопроса об алфавите велось вплоть до 1880-х годов[2], но не всегда было публичным[3].

Конкуренция кириллицы и латиницы приобрела черты межнациональной конфронтации между поляками и украинцами, поскольку для последних кириллица была символом собственной идентичности[4].

Несмотря на относительно малый масштаб, «азбучная война» несколько оживила культурную жизнь Галиции[5], став важным как научным, так и общественно-политическим событием[6].

С одной стороны, «азбучная война» стала одной из предпосылок к активизации украинского национального движения в Галиции, консолидации сил в борьбе с попытками полонизации, развитию национальной культуры, а с другой — замкнула его на языковом вопросе[7], что отвлекало деятелей украинского национального движения от решения других проблем[8], хотя и способствовало повышению интереса образованной части населения к изучению живого народного языка и осознанию этнического единства украинского населения Австро-Венгрии и Российской империи[6]. «Азбучная война» способствовала зарождению русофильства[9] и украинофильства в Галиции. Русофилы считали, что введение латиницы было направлено на разрушение «общерусского единства» украинцев, белорусов и русских, которое, по их мнению, обеспечивалось при использовании кириллицы[10]. Сторонники латиницы же отделяли церковнославянский язык от живого народного, тем самым став предшественниками украинофилов, сторонников дальнейшего развития украинского языка на народной основе[11].

Содержание

Первая «азбучная война»

  Титульный лист книги И. Лозинского «Ruskoje wesile»

Прологом «азбучной войны» стал выпуск в 1833 году книги Вацлава Залеского «Pieśni polskie i ruskie ludu galicyjskiego», в которой были помещены как польские, так и украинские народные песни, напечатанные польскими буквами[12][13]. В введении к книге он выражал надежду, что в скором времени все славянские народы перейдут на латиницу и присоединятся тем самым к европейской литературе. Для Залеского кириллица была культурным маркером, отграничивающим европейскую культуру от неевропейской[14].

Первая вспышка «азбучной войны» была вызвана появлением в 1834 году в львовском еженедельнике «Rozmaitości Lwowskie» публикации Иосифа Лозинского «O wprowadzeniu abecadła polskiego do piśmiennictwa ruskiego» (рус. «О введении польской азбуки в украинскую письменность»), в которой он под влиянием Залеского и Е. Копитара[15] предложил ввести вместо не соответствующей фонетической системе украинского языка «мёртвой» кириллицы польский алфавит. Абецадло, на его взгляд, было более рациональным, лучше приспособленным к повседневному использованию[16] и обучению чтению и письму[17]. Для наглядного убеждения в целесообразности перехода на латиницу он в 1835 году издал свою этнографическую работу «Украинская свадьба» (Ruskoje wesile), напечатанную латинскими буквами. Украинские исследователи XX—XXI веков соглашаются с мнением Маркиана Шашкевича[18] о том, что латинизация украинского алфавита привела бы к отрыву Западной Украины от Восточной[19][20][21]. Вероятно, это стало бы препятствием для сохранения единства процесса развития украинской культуры на землях, входивших в состав Австро-Венгрии и Российской империи, и усилило бы угрозу культурной ассимиляции украинцев[22]. Это предложение Лозинского подверглось острой критике, в том числе со стороны «Русской троицы» (брошюра Маркиана Шашкевича «Азбука і abecadło», 1836), а также Д. Зубрицкого («Apologia cyryliki czyli Azbuki ruskiej»), который первым выступил против Лозинского, и И. Левицкого («Odpowiedź na zdanie o zaprowadzeniu abecadła polskiego do piśmiennictwa ruskiego», 1834). Брошюра Шашкевича сыграла ключевую роль в завершении первой «азбучной войны»[23]. Ответы Лозинского на критику не прошли цензуру и были опубликованы лишь в 1903 году О. Маковеем[24].

С другой стороны, попытки внедрения латиницы были поддержаны рядом польских писателей, включая В. Залеского, А. Белёвского, А. Домбчаньского[25] и Л. Семеньского[26].

Аргументы И. Лозинского

И. Лозинский считал, что украинский язык не имел собственной литературы (а все книги, вышедшие до 1834 года, написаны на языке, более близком к церковнославянскому, чем к разговорному украинскому языку) и не был литературным (кодифицированным), и поэтому предложил создавать письменность на основе польского алфавита, который, по его мнению, лучше всего подходил для передачи звуков украинского языка. Анализируя и сопоставляя кириллицу и абецадло, Лозинский писал, что, во-первых, сама система букв и их названий слишком сложна, а длинные названия букв усложняют запоминание звуков, которые они обозначают; во-вторых, в кириллице наблюдается дублирование букв (один звук обозначают ѕ и ѯ, о и ѡ, ѹ и ѵ, ѧ); а некоторые буквы читаются двояко, например и — как [i], иногда — как [ji] (имъ), иногда — как [ɪ] (роби); буква ї так же в одних случаях читается как [ji], в других — как [i]; лишним является ъ; одна и та же буква обозначает как [jɛ], так и [ɛ], нет букв для обозначения звука [ɡ], аффрикат [d͡z], [d͡ʒ], мягких согласных; в конце слова твёрдые и мягкие согласные обозначаются, соответственно, буквами ъ и ь, а написание dub, kóń является более простым, как и написание и падежных или личных форм (duba, końa)[27]; для этимологических о, е, читающихся в закрытых слогах как [i], можно использовать ó, é (kóń, méd). Мягкие согласные можно обозначить значком ´ (, , ), а ударения, при необходимости, — горизонтальными чертами над буквами. Лозинский был сторонником принципа «один звук — одна буква», но предлагал ввести польские диграфы szcz, sz, cz и ch для обозначения звуков [ʃʧ], [ʃ], [ʧ] и [x], хотя в других славянских языках существовали особые буквы для обозначения этих звуков[28]. Одним из главных аргументов в пользу введения абецадла Лозинский называл популяризацию украинского языка в мире[29].

Современные языковеды во многом соглашаются с Лозинским[30].

Аргументы Д. Зубрицкого

Д. Зубрицкий считал, что современный ему украинский язык не может быть литературным, в отличие от языка древних литературных памятников[31].

На утверждение И. Лозинского о том, что буквы кириллицы имеют чересчур громоздкие названия, Зубрицкий приводил в пример латинские zet, ypsylon[32].

На аргумент Лозинского, что в кириллице некоторые буквы могут быть обозначены при помощи сразу нескольких букв, Зубрицкий отвечал, что каждая буква кириллицы имеет свое назначение и звучание, но это различие замечают лишь люди, хорошо знающие язык, и приводил примеры из немецкого языка, в котором якобы похожие звуки также обозначаются разными буквами (на самом деле в немецком разными буквами обозначаются разные фонемы, а в кириллице некоторые пары букв обозначали одну и ту же фонему, и для их употребления вводились искусственные правила)[32].

На утверждение Лозинского о том, что одна и та же буква читается по-разному в зависимости от позиции в слове, он писал, что є всегда обозначает звук [e], но в начале слова украинцами эта буква часто произносится как [je], и указывает (не совсем корректно) на наличие в польском языке подобного примера — ę ([ɛ̃]). Для обозначения [ɛ], по его мнению, следовало использовать э (отсутствовавшую в кириллице, в отличие от гражданского шрифта)[33].

Зубрицкий указывал, что латинизация не только не присоединит украинскую литературу к европейской, но и сделает её непонятной для болгар, сербов и части украинцев, проживавшей на территории Российской империи[34].

Зубрицкий пытался обосновать и несостоятельность других аргументов Лозинского — о буквах і, и, й, о ненужности ъ и ь, об отсутствии ґ и проч., но эти опровержения не были достаточно убедительны[3]. Он подчёркивал, что негативное отношение к проекту Лозинского вызвано не стремлением критиковать польский язык и литературу, а соображениями, касающимися развития украинской литературы, основанной на кириллице[34].

Аргументы И. Левицкого

Статья И. Левицкого во многом повторяет работу Зубрицкого, порой — дословно[35], возможно, она была просто присвоена Левицким[36].

Он подчёркивал, что буквы не читают по их названиям, и поэтому аргумент Лозинского о названиях кириллических букв несостоятелен[22].

Левицкий обратил внимание на длительную традицию использования кириллицы, которая была создана специально для славян, тогда как поляки заимствовали латиницу и были вынуждены добавлять в свой алфавит диакритические знаки[37], а звуки [ʃ], [ʃt͡ʃ], [ʧ] и [x] в польском языке обозначаются несколькими буквами вместо одной в украинском[22]. Кириллица же, по мнению Левицкого, способна отразить на письме звучание украинского языка наиболее точно. Как и Зубрицкий, он считал, что произношение букв, обозначающих почти один и тот же звук, должно несколько различаться. Левицкий подчёркивал, что использование принципа «один звук — одна буква» приведёт к появлению большого количества новых омонимов, а использование дополнительных значков (например, макрона) в таких случаях считает ненужным усложнением правописания[38].

Левицкий вслед за Д. Зубрицким утверждал, что богослужебные книги, напечатанные латиницей, появились у униатов в первую очередь из-за нехватки денег для приобретения дорогих шрифтов для печати кириллицей, а использование кириллицы в богослужебных книгах было частью национальной идентичности украинцев. Он обращает внимание на тот факт, что неясно, за чей счёт будут перепечатываться украинские книги после перехода на латиницу, поскольку иначе книги, напечатанные кириллицей, будут непонятны следующим поколениям, что повредит развитию украинской культуры[39].

Он ссылался на чешского лингвиста Йосефа Добровского, считавшего кириллицу наиболее подходящей для славянских языков и использовавшего смешанный алфавит[37].

Левицкий одобрял попытки популяризации украинской литературы в Европе, но проект латинизации оценил как утопичный и говорил о том, что популяризации литературы больше всего послужит не смена алфавита, а создание выдающихся произведений и их достойных переводов на другие языки[40], а переход на латиницу ещё раз докажет сходство украинского и польского языков и даст полякам повод считать украинский язык не самостоятельным, а лишь диалектом польского[41].

Левицкий также подчёркивал, что переход на латиницу может спровоцировать раскол среди украинцев, что затруднило бы противостояние попыткам полонизации[42].

Он критиковал предлагаемые упрощения правописания, говоря о том, что именно язык богослужебных книг наиболее правилен[38].

Левицкий согласился с Лозинским, что передача звука [jo] при письме кириллицей затруднена, и предлагал либо заимствовать из русского языка букву ё, либо последовать примеру Вука Караджича и заимствовать j для передачи [јo] как јo и [je] в начале слова (впоследствии он использовал только букву ё)[43].

Аргументы М. Шашкевича

М. Шашкевич писал, что именно в то время у славянских народов началось развитие народной литературы, стало уделяться больше внимания языковым вопросам, становлению языков как литературных. Это и стало, по его мнению, причиной, по которой Лозинский выступил со своим проектом, опираясь на некоторые украинские книги, напечатанные польскими буквами, в частности, на сборник Залеского. Однако он отмечал, что в этих книгах содержится много неточностей, способных сформировать у людей, не владеющих украинским языком, превратное впечатление о нём, и что этим недостаткам подвержен и сборник Лозинского[44].

На аргумент И. Лозинского, что кириллица препятствует присоединению украинской литературы к европейской, М. Шашкевич отвечал, что важно различать два возможных варианта «присоединения» — либо для внедрения изобразительно-выразительных средств из других языков, либо для того, чтобы жители Западной Европы могли прочесть славянские произведения. О первом варианте он писал, что литература должна вырасти из народного языка, поскольку она является отражением народной жизни, о втором — что неясно, на какую из европейских литератур следует ориентироваться, поскольку единой европейской литературы не существует, и даже латинские буквы иногда по-разному читаются в разных языках. Шашкевич также приводил примеры графических аналогов букв ж, с, ш, ц, ч из разных славянских языков и демонстрирует имеющееся разнообразие, из-за чего каждый народ будет читать украинские буквы по правилам своего языка, что может привести к возникновению неверного впечатления об украинском языке[45].

Шашкевич указал, что заимствование графической системы какого-то одного славянского языка принципиально не изменит ситуацию, поскольку украинская письменность по-прежнему будет непонятна носителям других восточнославянских языков, а заимствование графической системы какого-то западноевропейского языка сделает украинскую литературу непонятной для представителей других славянских народов[46].

Далее Шашкевич привёл цитаты Шафарика и Копитара, отдающих предпочтение кириллице. Затем он писал о том, что славяне, пользующиеся латиницей, ищут особые буквы для обозначения некоторых звуков, присущих только славянским языкам, о том, что и Й. Добровcкий, и Франц-Серафин Метелько, и Петр Дайнко, и Игнатий Берлич в грамматиках южнославянских языков используют знаки ж, ш, џ, ц, ч для обозначения соответствующих звуков, а не латинские буквы, что Гротефенд и Клапрот используют кириллические буквы ж, ш, ч для обозначения звуков даже восточных языков. Он подчёркивал, что приводил примеры учёных, которые использовали латиницу, но при этом отдавали предпочтение кириллице[47].

Он не соглашался с Лозинским в том, что украинский язык никогда не был литературным, указывая, что язык старых книг был ближе к народному языку, чем к церковнославянскому. С другой стороны, в примечании он указал, что все украинские писари придерживались правил церковнославянского языка, а для письма использовали кириллицу, и что в связи с этим сложно назвать тот язык украинским — скорее, это смесь старославянского, польского и русского, поэтому утверждение Лозинского имеет под собой основания[48].

М. Шашкевич опровергал аргумент Лозинского о том, что из-за сложной системы названий кириллические буквы трудно усваиваются. По мнению Лозинского, абецадло удобнее, поскольку по названиям be, de, wu легче идентифицировать звуки [b], [d], [v], чем по названиям «бѹки», «добро», «вѣди». М. Шашкевич писал, что эти названия являются только смысловыми и к тому же всегда начинаются со звука, который обозначают. На аргумент И. Лозинского о том, что для обозначения некоторых звуков в кириллице есть сразу две буквы (соответственно, одна из них лишняя), М. Шашкевич отвечал, что до сих пор до конца не ясно изначальное соответствие букв и звуков в кириллице. Далее он писал, что буквы и и й совершенно различны — и — гласная буква, а й — согласная, соответствующая латинскому j; что буквы и, є в начале слова, ѩ, ю, ѣ обозначают йотированные гласные, причем буква є для обозначения [jɛ] начала употребляться позднее из-за невнимательности переписчиков, а изначально эту функцию выполняла буква ѥ. Шашкевич называл украинский звук [ɪ] средним между і и польским у, русским ы, приближающимся к немецкому ü, и писал, что украинцы всегда обозначают этот звук буквой и. О буквах ъ и ь он писал, что они обозначают соответственно мягкость и твёрдость согласного, и один из них (обычно ъ, поскольку необязательно отдельно обозначать твёрдость согласного) может быть опущен. Шашкевич по сути согласился с Лозинским в том, что буква ъ является лишней. На утверждение Лозинского, что в кириллице нет буквы для обозначения звука [ɡ], он ответил, что этот звук в украинском языке употребляется лишь в заимствованных словах. В старых книгах этот звук обозначался диграфом кг или буквой ґ. Шашкевич указал, что в украинском языке того времени не было слов с аффрикатой [d͡z] (хотя в современном украинском языке она существует), а употребление этого звука на отдельных территориях он считал полонизмом, при этом говоря о наличии аффрикаты [d͡ʒ] и её употреблении параллельно с [ʒ]: виджу и вижу. Он согласился, что специальной буквы для обозначения этого звука нет, и предложил заимствовать букву џ из сербского языка. Шашкевич отвергнул предложение Лозинского о внедрении букв ó, é для обозначения звука [i] в закрытых слогах, поскольку, например, поляки будут читать слова bóh, kóń, rów, méd как бог, ров, кон, мід. Он отметил, что в кириллице после мягкого согласного в родительном или дательном падеже нужно писать не ту же букву, как после твёрдого, и в польском также нужно обозначать мягкость, что привело бы к увеличению количества согласных букв и необходимости употребления диакритики, а не к упрощению написания падежных или личных форм[49].

М. Шашкевич в своей статье «Азбука і Abecadło» не во всем противоречит И. Лозинскому, соглашаясь с ним в вопросе употребления букв ъ, ґ, дз, параллельного употребления букв для обозначения гласных и так далее. Отстаивая кириллицу, он был более склонен использовать гражданский шрифт и фонетическое правописание[27].

Ответы И. Лозинского оппонентам

И. Лозинский сразу же написал ответ И. Левицкому, но он был отклонен цензурой. В своей работе Лозинский отмечал, что на Руси язык книг всегда существовал параллельно с живым народным. В России М. Ломоносову удалось создать литературный язык на основе народного, что могло бы стать примером для украинского языка. Для этого больше подошла бы латиница, к тому же, таким образом украинский язык стал бы доступнее другим европейским народам, особенно полякам. Принимать абецадло не обязательно, можно либо как-то иначе приспособить латиницу для украинского языка, либо начать использовать более совершенный гражданский шрифт[50].

В своём ответе М. Шашкевичу И. Лозинский написал, что стремился лишь к улучшению азбуки, исходя из двух предпосылок — о несовершенстве кириллицы применительно к украинскому языку и о возможности его лёгкого распространения при переходе на латиницу. Он утверждал, что говорить о существовании общей европейской литературы можно будет только в том случае, если для письма на разных европейских языках используются одни и те же знаки, и к ней будут принадлежать лишь литературы тех славянских народов, которые будут употреблять латинские буквы. Он приводил примеры изменений, которые претерпела кириллица при адаптации к различным языкам, — например, в русском г произносится как [ɡ], ѣ как [ie:], е как [je], э как [е] и нет шести букв (ѕ, , ѡ, ѿ, ѯ, ѱ), а сербы к тому же заменили дж на џ, и говорил о том, что кириллицу также нужно приспосабливать к особенностям украинского языка[51].

Лозинский считал, что для того, чтобы украинский язык стал литературным, он должен быть кодифицирован, причем фонетические и грамматические правила должны отражать особенности живой устной речи. Не согласился И. Лозинский с М. Шашкевичем и в том, что абецадло не до конца отражает даже фонетику польского языка[52].

После того, как и вторая статья была отклонена цензором, Лозинский написал общий ответ Левицкому и Шашкевичу под названием «Jeszcze raz o wprowadzeniu Abecadła polskiego do piśmiennictwa ruskiego» (известны два варианта статьи — изначальный и исправленный по требованию цензора), который также не был опубликован[53].

В первом варианте статьи Лозинский крайне резко критиковал И. Левицкого, который считал церковнославянский язык более правильным, чем живой народный, и подчёркивал, что их необходимо отделять друг от друга. Он писал, что следует не критиковать тех, кто создаёт литературные произведения на украинском языке, а всячески их поддерживать, поскольку украинская литература ещё не сформировалась[54].

И. Лозинский в первом варианте общего ответа Шашкевичу и Левицкому заявил, что завершает спор об азбуке, поскольку со временем станет ясно, чья точка зрения оказалась правильной, а работы останутся памятниками языка; во втором же писал, что не откажется от высказанного мнения[55].

Он тщательно обосновывал свою позицию, ссылаясь в том числе и на работы учёных того времени. Он последовательно придерживался мнения о том, что кириллицу нужно оставить церкви, а для украинского языка использовать адаптированный вариант гражданского шрифта, а лучше всего — латиницу[56].

Итоги первой «азбучной войны»

Первая «азбучная война» способствовала глубокому осмыслению языкового вопроса в целом, выйдя за рамки собственно дискуссии об алфавите. Кириллица стала восприниматься украинцами как традиционный яркий символ национальной идентичности, от которого нельзя отказаться[57]. Именно символическое значение кириллицы было основным аргументом её сторонников, хотя латиница имела объективные преимущества перед кириллицей[58].

Некодифицированность украинского языка и усиливающееся расхождение между книжным и разговорным языком порождали споры по поводу правописания до начала «азбучной войны» 1859 года. Существовало три основные позиции — переход на использование гражданского шрифта и дальнейшее сближение украинского и русского языков, создание нового алфавита, отражавшего бы разговорный язык, на основе кириллицы и переход на латинский алфавит. Именно за латинизацию в конце 1850-х активно высказывались gente Rutheni, natione Poloni во главе с Е. Черкавским[59].

Вторая «азбучная война»

  Титульный лист книги Й. Иречека «Über den Vorschlag, das Ruthenische mit lateinischen Schriftzeichen zu schreiben»

Вторую вспышку «азбучной войны» вызвала попытка министра образования Австро-Венгрии не указано название статьи под влиянием галицийского наместника А. Голуховского в 1859 году законодательно перевести украинские школы на латиницу. Голуховский, используя проявления русофильства среди части интеллигенции того времени, стремился изобразить украинцев врагами Австро-Венгрии, противопоставляя их полякам. Хотя Голуховский выступал за введение латиницы как средства, позволяющего избежать русификации (к которой, по его мнению, вела логика национального развития украинцев[60]), на самом деле он стремился к полонизации украинцев[61].

Чтобы украинцы не воспринимали введение латиницы как попытку полонизации, Л. Тун предложил не использовать польский алфавит, а добавить к латинскому новые буквы. Свой проект представил Е. Черкавский, но в итоге был выбран проект Й. Иречека на основе чешского алфавита[62].

«О неудобности латинской азбуки въ писменности руской»

В конце 1858 года вышел в свет сборник украинских стихотворений «Nowyi poezyi maloruskii t. j. pisny, dumy, dumki, chory, tanci, ballady etc. w czystom jazyci Czerwono-Rusyniw, wedla zytia zwyczaiw ich i obyczaiw narodnych» в 3-х томах, напечатанный латинскими буквами. Его составителем был Л. Венглинский. На выход в свет сборников Венглинского резко негативно отреагировал Б. А. Дедицкий, напечатавший большую статью в приложении к венской газете «Вестник». Автор критиковал не только попытки латинизации письма, указывая, что автор не придерживается никаких орфографических правил, и даже на одной странице одно и то же слово может быть написано по-разному, но и собственно содержание книг, отмечал их низкую художественную ценность. Параллельно с этим он начал писать труд «О неудобности латинской азбуки въ писменности руской», вышедший отдельной брошюрой в начале 1859 года в Вене. В этой работе он прямо указал на то, что поводом к её написанию послужило именно появление книг Венглинского[63].

В первом разделе автор осветил историю кириллицы, сравннил её с другими азбуками, утверждая, что она в наибольшей степени отражает дух украинского языка, объединяя в себе точность передачи произношения и этимологии слов, не приводя, впрочем, достаточных аргументов[64].

Второй раздел посвящён латинице. Дедицкий указал на то, что в латинском алфавите, с одной стороны, не хватает знаков для передачи некоторых звуков, а с другой стороны — в ней одной буквой обозначаются одинаковые звуки, имеющие разную этимологию, что не позволяет ни точно передавать звуки на письме, ни отобразить происхождение слов[65].

Анализируя чешский, польский и венгерский алфавиты, он пришёл к выводу, что ни один из них не подходит для латинизации украинского языка. Он отметил, что в этих языках невозможно отличить і, ô от ѣ, и от ы, є от ѣ, ё от іо, ьо, ѧ от , отсутствуют аналоги щ, л, ч, ш, ѣ, и даже с помощью всех этих трёх алфавитов сразу невозможно точно передать ни произношение слов, ни их этимологию. Дедицкий писал, что для передачи звуков і, и, ѣ, ô, ê в этих алфавитах используется одна буква і, что упрощает язык, однако может привести к неоднозначности на письме, вплоть до невозможности понять смысл текста. Автор привёл примеры слов, в которых фонема [і] имеет разное происхождение, и примеры разного произношения этимологического о в новозакрытых слогах в различных диалектах (подкарпатские формы kyń, ryk, wyl, dystaty, закарпатские kuń, wul, ruk), отметил, что латиницей все эти варианты будут передаваться при помощи одной буквы і. Автор считал, что невозможно создать такой алфавит на основе латиницы, чтобы и буквы правильно отражали звуки, и не возникало различий в правописании между разными диалектами[66].

Дедицкий считал, что украинский литературный язык нужно создавать по образцу древних литературных памятников, чтобы поддержать литературную традицию и подтвердить связь современного литературного языка с языком Х—ХІ веков, а переход на латиницу прервал бы 900-летнюю историю письменности, что пагубно отразилось бы на развитии украинской литературы[67].

Дедицкий опровергнул и аргумент о том, что после перехода на латиницу украинская литература стала бы ближе к европейскому читателю, стала бы более понятной для других славянских народов, которые понимают украинский язык, но читать на нём не умеют. Автор статьи утверждал, что сами буквы можно выучить очень быстро. Не доказывает превосходства латиницы и то, что польскими буквами писали украинскоязычные произведения Т. Падура, Вацлав Залеский, И. Лозинский и другие. Первые двое писали для поляков, чтобы познакомить их с украинским фольклором, а остальные писали ещё до 1848 года. Он указывал, что утверждение о том, что латинские буквы более красивы, безосновательно, да и изменить кириллический шрифт при желании несложно. Дедицкий утверждал, что при переходе на латиницу возникло бы множество споров, причём не только по поводу выбора наиболее подходящего правописания, но и по поводу самого названия нового алфавита. В конце статьи он ещё раз подчёркнул, что латинизация приведёт к разрыву в литературе и культуре в целом[68].

Статья в «Lemberger Zeitung» и «Споръ о рускую азбуку»

В мае 1859 года сначала в «Lemberger Zeitung», а потом в польской «Gazecie Lwowskiej» была опубликована анонимная (И. Франко считал, что её автором был Е. Черкавский[69], а Б. Дедицкий — что Й. Иречек[70]) статья «Die lateinischen Schriftzeichen in der ruthenischen Sprache», в которой критиковалась брошюра Дедицкого[69]. Черкавский настаивал на культурно-цивилизационных преимуществах использования латиницы[71]. Возможно, эта статья была «пробным камнем» перед выходом работы Иречека[72].

В качестве ответа Дедицкий, воспринявший статью как личное оскорбление[70], начал писать работу «Споръ о рускую азбуку», которая будет издана во Львове уже по завершении дискуссий о правописании. В ней он сообщил, что полемика завершилась удачно для украинцев[7].

Вся эта статья — опровержение аргументов Е. Черкавского. Так, на его утверждение, что некоторые украинские писатели, например, Основьяненко и авторы «Русалки Днестровой», пытались реформировать кириллицу и этимологический принцип правописания, Б. Дедицкий ответил, что это были не реформы, а лишь поиск путей улучшения, а авторы «Русалки» в своих более поздних работах отказались от фонетического письма. Критично он отозвался и о творчестве Основьяненко и Шевченко, полагая фонетический принцип правописания неправильным[73].

Критикуя этимологическое правописание, автор немецкой статьи иронически утверждал, что правописание должно восходить не к праславянским корням, а к санскриту, чтобы прослеживалась вся этимология слова. На это Дедицкий ответил, что каждый индоевропейский язык по-своему отражает этимологию. Автор немецкой статьи отмечал, что Дедицкий заимствовал из русского языка написание и после г, к, х, на что Дедицкий ответил, что такое написание якобы встречается и в древних литературных памятниках. Он подчёркивает, что мало перейти на латиницу — следует принять правописание, которых во всей Европе существует около двадцати. Он указывал, что автор немецкой статьи лишь предлагает добавить к латинице дополнительные знаки, но не предлагает принять конкретное правописание[74].

Дедицкий отстаивал этимологический принцип правописания и кириллицу, причисляя к её достоинствам и её недостатки, например, наличие нескольких графем для обозначения одной фонемы (в частности, [і])[75].

Б. Дедицкому удалось настроить галицийскую интеллигенцию против латиницы ещё до появления проекта Иречека[75].

«Über den Vorschlag, das Ruthenische mit lateinischen Schriftzeichen zu schreiben»

Правительственный проект введения украинской латиницы на основе чешского правописания был изложен в брошюре секретаря министерства образования Йозефа Иречека «О предложении писать по-русински латинскими буквами» (нем. «Über den Vorschlag, das Ruthenische mit lateinischen Schriftzeichen zu schreiben»), изданной в начале мая 1859 года в Вене[61].

Иречек обосновывал стремление перевести украинский язык на латиницу слишком сильным влиянием церковнославянского языка, затруднявшим развитие украинского языка как литературного, в то же время указывая, что свою негативную роль в этом процессе сыграли и политические причины. Он писал, что некоторые считают литературным языком именно церковнославянский, а народный украинский язык расценивают как вульгарный и непригодный в качестве литературного. Иречек указывал на то, что старославянский язык, пришедший к украинцам вместе с христианством, был сформировавшимся литературным языком. Впоследствии старославянский стал использоваться для создания светских произведений, и это серьёзно тормозило развитие живого народного языка как литературного. В то же время народный язык оказывал определённое влияние на церковнославянский, и со временем в нём утвердилось множество народных элементов. Это привело к тому, что язык церковных книг стали считать «старшей» формой украинского, единственной, которая может быть литературной. Даже писатели, стремившиеся писать литературу народным языком, иногда использовали церковнославянские формы[76].

Также Иречек указывал, что к тому времени ещё не было создано ни одного учебника украинского языка, по которому действительно можно было его изучать, поскольку их язык — смесь украинского, церковнославянского и русского, а причина этого заключается в том, что из церковнославянского и русского была заимствована орфография украинского языка, и необходимо её изменить, поскольку литературный язык постепенно отдалялся от народного[77].

Иречек пришёл к выводу, что необходимо либо приспособить к украинскому языку кириллицу, либо заменить её на чешский алфавит, поскольку кириллица, создававшаяся специально для старославянского языка, не подходит для живых славянских языков — некоторые звуки не могут быть переданы кириллицей. Так, например, звуки [ɦ] и [g] обозначаются одной буквой г. Далее он высказал мнение о том, что без перехода на латиницу церковнославянский и русский языки по-прежнему будут негативно влиять на развитие украинского языка, и в конечном счете само существование украинской литературы может оказаться под вопросом. Тем же, кто опасается полонизации, он указал на наличие поддержки украинского языка и литературы со стороны государства[78].

Также Иречек указывал на то, что в Галиции крайне мало людей владели грамотой, а поскольку им приходилось изучать также немецкий и польский языки, то после латинизации украинского языка обучение упростилось бы. С другой стороны, Иречек отмечал, что изучение кириллицы в школах нужно продолжить, поскольку грекокатолическая церковь использует церковнославянский язык как богослужебный. Таким образом, нужно было бы изучать и кириллицу, и латиницу, и обучение не стало бы более простым[79].

Н. П. Лесюк отмечал, что работа Иречека написана научно, показывает хорошее его знакомство с языковой ситуацией в тогдашней Австро-Венгрии, а почти все утверждения автора можно было бы принять безоговорочно, но замена кириллицы на латиницу была категорически неприемлемой для украинцев[79]. Проект Иречека был хорошо продуман, учитывал уже имевшийся к тому времени опыт реформирования славянских азбук, он был своеобразным компромиссом между этимологическим и фонетическим принципами правописания и сочетал различные латинские графики[80].

Комиссия министерства образования

В середине мая 1859 года наместничеством были посланы приглашения принять участие в работе комиссии по вопросу введения латиницы в украинскую литературу. Формально речь шла об открытом обмене мнениями, однако А. Голуховский дописал на приглашениях, что будут обсуждаться и мероприятия, которые должны были бы начаться уже с нового учебного года, в частности, изъятие книг на церковнославянском языке из государственных школ. Я. Головацкого, А. Яновского и Т. Полянского отдельно просили поддержать намерения правительства. На приглашении И. Лозинского Голуховский собственноручно дописал постскриптум, в котором подчеркнул, что рассчитывает на поддержку с его стороны, поскольку в своё время он выдвигал подобную идею. Также адресатам был послан проект Иречека[81].

Для обсуждения и утверждения проекта Иречека постановлением министерства образования от 8 июня 1859 была создана комиссия, состоявшая из 13 человек: греко-католического епископа С. Литвиновича, священников М. Е. Куземского и М. И. Малиновского, профессора Я. Ф. Головацкого, школьного инспектора Е. Черкавского, И. Лозинского, директоров гимназий А. Яновского и Т. Полянского, профессора львовской гимназии Н. Котлярчука (не принимавшего участия в заседаниях комиссии), референтов по вопросам школьного образования в губернии Е. Зелига и К. Моша, а также Й. Иречека и главы комиссии — А. Голуховского. Во время её заседаний (в июне 1859 года было проведено четыре заседания) большинство представителей Галиции (Я. Головацкий, М. Куземский, М. Малиновский, И. Лозинский), однако, высказались против введения латиницы, расценив это как покушение на национальные права, которое вело к разрыву с исторической традицией и угрожало полонизацией. За проведение реформы выступили министерские чиновники Й. Иречек и Е. Черкавский, постепенное реформирование путём введения латиницы в украинских книгах отстаивали Т. Полянский, А. Яновский, К. Мош и Е. Зелиг. Против проекта также выступили известные слависты Павел Йозеф Шафарик и Франц Миклошич; министерский советник Г. Шашкевич и другие представители украинской общественности[61].Вёл заседание А. Голуховский. Уже в начале дискуссии им были раскритикованы украинские писатели, которых он обвинил в распространении великорусского языка, и все галицкие украинцы, которые никак этому не противодействовали, из-за чего инициативу в языковом вопросе было вынуждено перехватить правительство. Голуховский не скрывал политическую антироссийскую подоплёку азбучной реформы. Продолживший дискуссию Иречек настаивал, что азбучная реформа поможет украинскому языку избежать «превращения в великорусский». Е. Черкавский также основывал аргументацию на том, что при переходе на латиницу украинцы смогут «приблизиться к просвещённым европейским кругам»[82].

Реакция украинцев заметно отличалась от предыдущих ответов на аналогичные обвинения. Литвинович отметил, что никому не следует брать на себя роль ментора для украинцев, поскольку основы современного европейского образования требуют обеспечить народное образование на национальном языке при помощи соответствующего письма, для чего вполне подходит кириллица. Он задал направление выступлениям представителей украинцев, назвав кириллицу одним из последних признаков национальной идентичности, от которого невозможно отказаться. Я. Головацкий, М. Куземский и М. Малиновский сформулировали свою позицию в нескольких меморандумах, которые обсуждались во время дальнейших дискуссий[83].

М. Куземский возложил вину за трудности в развитии народного образования на прессу, подогревавшую антирусофильскую истерию. Прежде всего он отверг утверждения Иречека и Голуховского о том, что русины не смогли кодифицировать свой язык и создали условия для русификации. Меморандум заканчивался констатацией того, что планы латинизации — не что иное, как атака поляков на галицких украинцев и на греко-католическую церковь. Куземский требовал отмены планов латинизации и выработки последовательной политики министерства образования для распространения украинского языка как языка образования, помощи в издании школьных учебников. Кроме того, он предложил опубликовать опровержение планов латинизации, чтобы успокоить «взволнованное население края». Это было его самое резкое публичное выступление, в котором впервые зашла речь о предательстве русинов венским правительством. Он был обвинён и в оскорблении католической церкви, Голуховский призвал к церковной цензуре. Иречек указал Куземскому, что атаки на него являются атакой на центральное правительство. Кроме того, Куземского обвинили в поддержке русофилов. 7 июня он вышел из состава комиссии и подал письменный протест, в котором обвинил наместничество в том, что именно оно, а не венское правительство, является вдохновителем латинизации[84].

М. Малиновский подробно проанализировал политику галицийских властей в 1850-х годах: постановлениями краевого президиума и наместничества от 1856 года было отменено преподавание украинского языка в средних школах; в том же году под давлением помещиков было принято решение о необязательности открытия украинских школ, уже с 1851 года знание украинского языка не было обязательным требованием к чиновникам в Восточной Галиции. С началом Крымской войны начали звучать и обвинения украинцев в русофильстве, которые вредили в том числе и печати украинских книг. Он указывал, что действительные русофилы являются незначительным меньшинством[85].

Я. Головацкий повторил высказанный им ранее тезис о самостоятельности украинского языка и высказался за использование этимологического правописания и создание литературного языка на основе не только народного языка, диалектов, но и древних литературных памятников. Он подчеркнул, что это никоим образом не означает того, что украинский язык станет диалектом русского. И. Лозинский также отверг латинизацию, отойдя от своих ранних убеждений. Он требовал переподчинить народные школы, обучение в которых велось на украинском языке, греко-католической консистории и отстаивал придание украинскому языку официального статуса в Восточной Галиции. Советник министра образования Григорий Шашкевич охарактеризовал латинизацию как польскую интригу, которую Голуховский пытается реализовать, пользуясь помощью со стороны центрального правительства[86].

Сторонники введения латиницы, в отличие от своих противников, не имели чёткой консолидированной позиции. В двух донесениях Л. Туну в июне и июле 1859 года по результатам работы комиссии Голуховский подверг резкой критике противников реформы, в частности, сообщал, что «партия» Н. Куземского состояла из греко-католических священников, имевших симпатию к православию. В то же время было упомянуто о стремлении украинцев перейти на латиницу и о намерении постепенно перепечатать латиницей школьные учебники[87].

Итоги второй «азбучной войны»

Широкие протесты общественности, в том числе жалобы митрополита Галичского Григория Яхимовича на имя императора Франца Иосифа I по поводу попыток наместничества вмешаться в украинские школьные и церковные дела, вынудили австрийское правительство отказаться от намерения латинизировать украинскую письменность[61].

25 июля 1859 года министерство наук и богослужений утвердило решение по вопросам правописания, основываясь на соответствующем решении азбучной комиссии. Отказавшись от идеи введения латиницы, министр утвердил только те предложения Голуховского, которые могли повредить сближению норм орфографии в Галиции и украинских землях, входивших в состав Российской империи. Галицийские власти могли дублировать латиницей кириллические тексты законов, запрещалось использование гражданского шрифта, расценивавшегося как российское влияние[88], в начальных народных школах разрешалось использование не только польских, но и украинских текстов, латинизированных по польскому образцу, твёрдый знак исключался из алфавита, власти поддержали идею Е. Черкавского о введении фонетического письма для украинцев. Любого влияния других языков следовало избегать, за исключением заимствования слов, которых не было в украинском языке[87][89]. «Азбучная война» привела к утверждению на государственном уровне консервативной языковой политики[90].

Однако на практике чаще всего использовался именно гражданский шрифт, а с использованием церковнославянской азбуки печатались в основном богослужебные книги. Латиницу употребляли в местах компактного проживания украинцев среди народов, слабо знакомых с кириллицей, в исключительных случаях — в школах. В дальнейшем свои произведения латиницей писали, например, Платон Костецкий, Леон Венглинский и Тимко Падура. Из практических соображений латиница использовалась также в различных учреждениях[91].

24 марта 1861 года был издан декрет, отменяющий предыдущие распоряжения, касавшиеся украинского правописания. Вопрос его унификации и фонетизации остался нерешённым[92].

Наступление на кириллицу, воспринимавшуюся как последний национальный символ, объединило русофилов и украинофилов. Вмешательство властей привело к тому, что символическое значение кириллицы значительно возросло[93].

См. также

Примечания

  1. Лесюк М. П. Післяслово // Становлення і розвиток української літературної мови в Галичині. — Івано-Франківськ: Місто НВ, 2014. — С. 698. — 724 с. — 500 экз. — ISBN 978-966-428-342-4.
  2. Nowacka Dagmara. Azbuka czy abecadło? Droga do ukraińskiego języka literackiego w Galicji pierwszej połowy XIX wieku // Studia wschodniosłowiańskie: literatura i język / red. A. Ksenicz, M. Łuczyk, N. Bielniak, A. Urban-Podolan. — Zielona Góra: Morpho, 2014. — S. 342. — 394 S. — ISBN 978-83-62352-24-1.
  3. 1 2 Лесюк М. П. Азбучні дискусії в 30—40-х роках XIX ст. // Становлення і розвиток української літературної мови в Галичині. — Івано-Франківськ: Місто НВ, 2014. — С. 449. — 724 с. — 500 экз. — ISBN 978-966-428-342-4.
  4. Struve Kai. Von Religion zur Nation: Der ruthenische Fall // Bauern und Nation in Galizien. Über Zugehörigkeit und soziale Emanzipation im 19. Jahrhundert. — Göttingen: Vandenhoeck & Ruprecht, 2005. — S. 381. — 485 S. — (Schriften des Simon-Dubnow-lnstituts Herausgegeben von Dan Diner, Band 4). — ISBN 3-525-36982-4.
  5. Рудницький Я.-Б. А. «Азбучна війна» // Енциклопедія українознавства. Словникова частина / Гол. ред. В. Кубійович. — Париж, Нью-Йорк: Молоде життя, 1955. — Т. 1: Абаза Микола – Голов′янко Зиновій. — С. 32. — 400 с.
  6. 1 2 Райківський І. Я. Народознавство в етнічній самоідентифікації галицьких русинів першої третини ХІХ ст. // Ідея української національної єдності в громадському житті Галичини ХІХ століття. — Івано-Франківськ: Видавництво Прикарпатського національного університету імені Василя Стефаника, 2012. — С. 202. — 932 + 16 с. — 300 экз. — ISBN 978-966-640-371-4.
  7. 1 2 Райківський І. Я. Мовно-правописні дискусії серед руської інтелігенції Галичини і зміцнення польських позицій у 1850-х рр. // Ідея української національної єдності в громадському житті Галичини ХІХ століття. — Івано-Франківськ: Видавництво Прикарпатського національного університету імені Василя Стефаника, 2012. — С. 325. — 932 + 16 с. — 300 экз. — ISBN 978-966-640-371-4.
  8. Сухий О. М. Мовно-правописні дискусії як чинник політичного життя Галичини 50-х рр. XIX ст. // Від русофільства до москвофільства (російський чинник у громадській думці та суспільно-політичному житті галицьких українців у XIX столітті). — Львів: Львівський національний університет імені Івана Франка, 2003. — С. 85. — 498 с. — ISBN 966-613-301-6.
  9. Wendland Anna Veronika. Die Rückkehr der Russophilen in die ukrainische Geschichte: Neue Aspekte der ukrainischen Nationsbildung in Galizien, 1848-1914 // Jahrbücher für Geschichte Osteuropas. — Franz Steiner Verlag, 2001. — Bd. 49, H. 2. — S. 183. — 320 s. — ISSN 0021-4019. — JSTOR 41053008.
  10. Голик Р. Ґенеза слов’янської душі: рецепція кирило-мефодїївської спадщини в Галичині ХІХ—ХХ ст. // Slavica Slovaca. — 2015. — Вып. 50, № 1. — С. 16. — ISSN 0037-6787.
  11. Лесюк М. П. Азбучні дискусії в 30—40-х роках XIX ст. // Становлення і розвиток української літературної мови в Галичині. — Івано-Франківськ: Місто НВ, 2014. — С. 424. — 724 с. — 500 экз. — ISBN 978-966-428-342-4.
  12. Лесюк М. П. Азбучні дискусії в 30—40-х роках XIX ст. // Становлення і розвиток української літературної мови в Галичині. — Івано-Франківськ: Місто НВ, 2014. — С. 418. — 724 с. — 500 экз. — ISBN 978-966-428-342-4.
  13. Dwornik Kamil. Słoweńska «abecedna vojna» i pierwsza ukraińska «азбучна війна» w Galicji – próba porównania // Slovanský svět: Známý či neznámý / ed. Kateřina Kedron, Marek Příhoda. — Praha, Červený Kostelec: Pavel Mervart, 2013. — S. 121. — 182 S. — (Russia Altera. Dějiny, kultura, duchovnost). — ISBN 978-80-7465-063-5.
  14. Dwornik Kamil. Słoweńska «abecedna vojna» i pierwsza ukraińska «азбучна війна» w Galicji – próba porównania // Slovanský svět: Známý či neznámý / ed. Kateřina Kedron, Marek Příhoda. — Praha, Červený Kostelec: Pavel Mervart, 2013. — S. 122. — 182 S. — (Russia Altera. Dějiny, kultura, duchovnost). — ISBN 978-80-7465-063-5.
  15. Лесюк М. П. Азбучні дискусії в 30—40-х роках XIX ст. // Становлення і розвиток української літературної мови в Галичині. — Івано-Франківськ: Місто НВ, 2014. — С. 420. — 724 с. — 500 экз. — ISBN 978-966-428-342-4.
  16. Лесюк М. П. Азбучні дискусії в 30—40-х роках XIX ст. // Становлення і розвиток української літературної мови в Галичині. — Івано-Франківськ: Місто НВ, 2014. — С. 419. — 724 с. — 500 экз. — ISBN 978-966-428-342-4.
  17. Nowacka Dagmara. Azbuka czy abecadło? Droga do ukraińskiego języka literackiego w Galicji pierwszej połowy XIX wieku // Studia wschodniosłowiańskie: literatura i język / red. A. Ksenicz, M. Łuczyk, N. Bielniak, A. Urban-Podolan. — Zielona Góra: Morpho, 2014. — S. 343. — 394 S. — ISBN 978-83-62352-24-1.
  18. Stępień Stanisław. Books, Publishing, and the Language Question // Galicia: A Multicultured Land / edited by Christopher Hann and Paul Robert Magocsi. — Toronto: University of Toronto Press, 2005. — P. 59. — 260 p. — ISBN 080203943X.
  19. Худаш М. Л. «Азбучна війна» // Українська мова: Енциклопедія / Редкол.: Русанівський В. М. (співголова), Тараненко О. О. (співголова), М. П. Зяблюк та ін. — 2-ге вид., випр. і доп. — К.: Видавництво «Українська енциклопедія» ім. М. П. Бажана, 2004. — С. 12—13. — 824 с. — 5000 экз. — ISBN 966-7492-19-2.
  20. Стеблій Ф. І. Предтеча «Руської Трійці»: Перемишльський культурно-освітній осередок першої половини ХІХ ст. — Львів, 2003. — С. 30. — 96 с. — (Бібліотека Шашкевичіани. Нова серія; вип. 2 (7). — ISBN 966-02-2974-7.
  21. Комаринець Т. І. Ідейно-естетичні основи українського романтизму: проблема національного й інтернаціонального. — Львів: Вища школа, 1983. — С. 126. — 223 с. — 2000 экз.
  22. 1 2 3 Райківський І. Я. Народознавство в етнічній самоідентифікації галицьких русинів першої третини ХІХ ст. // Ідея української національної єдності в громадському житті Галичини ХІХ століття. — Івано-Франківськ: Видавництво Прикарпатського національного університету імені Василя Стефаника, 2012. — С. 200. — 932 + 16 с. — 300 экз. — ISBN 978-966-640-371-4.
  23. Райківський І. Я. Ідея єдності русько-українського простору в діяльності «Руської трійці» та її послідовників у Галичині в 1830-х — середині 1840-х рр. // Ідея української національної єдності в громадському житті Галичини ХІХ століття. — Івано-Франківськ: Видавництво Прикарпатського національного університету імені Василя Стефаника, 2012. — С. 216. — 932 + 16 с. — 300 экз. — ISBN 978-966-640-371-4.
  24. Лесюк М. П. Азбучні дискусії в 30—40-х роках XIX ст. // Становлення і розвиток української літературної мови в Галичині. — Івано-Франківськ: Місто НВ, 2014. — С. 435—436. — 724 с. — 500 экз. — ISBN 978-966-428-342-4.
  25. Magocsi Paul Robert. The Language Question as a Factor in the National Movement in Eastern Galicia // The Roots of Ukrainian Nationalism: Galicia as Ukraine’s Piedmont. — University of Toronto Press, 2002. — P. 90. — 223 p. — ISBN 0-8020-4738-6.
  26. Dwornik Kamil. Stanowisko ks. Josyfa Łewyćkiego (1801-1860) w sporze o alfabet języka ruskiego (ukraińskiego) w Galicji w latach 30. i 40. XIX wieku // Acta Polono-Ruthenica. — 2016. — № 21. — S. 18. — ISSN 1427–549X.
  27. 1 2 Лесюк М. П. Азбучні дискусії в 30—40-х роках XIX ст. // Становлення і розвиток української літературної мови в Галичині. — Івано-Франківськ: Місто НВ, 2014. — С. 435. — 724 с. — 500 экз. — ISBN 978-966-428-342-4.
  28. Dwornik Kamil. Słoweńska «abecedna vojna» i pierwsza ukraińska «азбучна війна» w Galicji – próba porównania // Slovanský svět: Známý či neznámý / ed. Kateřina Kedron, Marek Příhoda. — Praha, Červený Kostelec: Pavel Mervart, 2013. — S. 123. — 182 S. — (Russia Altera. Dějiny, kultura, duchovnost). — ISBN 978-80-7465-063-5.
  29. Лесюк М. П. Азбучні дискусії в 30—40-х роках XIX ст. // Становлення і розвиток української літературної мови в Галичині. — Івано-Франківськ: Місто НВ, 2014. — С. 425. — 724 с. — 500 экз. — ISBN 978-966-428-342-4.
  30. Райківський І. Я. Народознавство в етнічній самоідентифікації галицьких русинів першої третини ХІХ ст. // Ідея української національної єдності в громадському житті Галичини ХІХ століття. — Івано-Франківськ: Видавництво Прикарпатського національного університету імені Василя Стефаника, 2012. — С. 199. — 932 + 16 с. — 300 экз. — ISBN 978-966-640-371-4.
  31. Лесюк М. П. Азбучні дискусії в 30—40-х роках XIX ст. // Становлення і розвиток української літературної мови в Галичині. — Івано-Франківськ: Місто НВ, 2014. — С. 442. — 724 с. — 500 экз. — ISBN 978-966-428-342-4.
  32. 1 2 Лесюк М. П. Азбучні дискусії в 30—40-х роках XIX ст. // Становлення і розвиток української літературної мови в Галичині. — Івано-Франківськ: Місто НВ, 2014. — С. 448. — 724 с. — 500 экз. — ISBN 978-966-428-342-4.
  33. Лесюк М. П. Азбучні дискусії в 30—40-х роках XIX ст. // Становлення і розвиток української літературної мови в Галичині. — Івано-Франківськ: Місто НВ, 2014. — С. 448—449. — 724 с. — 500 экз. — ISBN 978-966-428-342-4.
  34. 1 2 Nowacka Dagmara. Azbuka czy abecadło? Droga do ukraińskiego języka literackiego w Galicji pierwszej połowy XIX wieku // Studia wschodniosłowiańskie: literatura i język / red. A. Ksenicz, M. Łuczyk, N. Bielniak, A. Urban-Podolan. — Zielona Góra: Morpho, 2014. — S. 344. — 394 S. — ISBN 978-83-62352-24-1.
  35. Лесюк М. П. Азбучні дискусії в 30—40-х роках XIX ст. // Становлення і розвиток української літературної мови в Галичині. — Івано-Франківськ: Місто НВ, 2014. — С. 447. — 724 с. — 500 экз. — ISBN 978-966-428-342-4.
  36. Лесюк М. П. Дискусії про мову в кінці 1840-х років // Становлення і розвиток української літературної мови в Галичині. — Івано-Франківськ: Місто НВ, 2014. — С. 266. — 724 с. — 500 экз. — ISBN 978-966-428-342-4.
  37. 1 2 Dwornik Kamil. Stanowisko ks. Josyfa Łewyćkiego (1801-1860) w sporze o alfabet języka ruskiego (ukraińskiego) w Galicji w latach 30. i 40. XIX wieku // Acta Polono-Ruthenica. — 2016. — № 21. — S. 19. — ISSN 1427–549X.
  38. 1 2 Dwornik Kamil. Stanowisko ks. Josyfa Łewyćkiego (1801-1860) w sporze o alfabet języka ruskiego (ukraińskiego) w Galicji w latach 30. i 40. XIX wieku // Acta Polono-Ruthenica. — 2016. — № 21. — S. 21. — ISSN 1427–549X.
  39. Dwornik Kamil. Stanowisko ks. Josyfa Łewyćkiego (1801-1860) w sporze o alfabet języka ruskiego (ukraińskiego) w Galicji w latach 30. i 40. XIX wieku // Acta Polono-Ruthenica. — 2016. — № 21. — S. 19—20. — ISSN 1427–549X.
  40. Dwornik Kamil. Stanowisko ks. Josyfa Łewyćkiego (1801-1860) w sporze o alfabet języka ruskiego (ukraińskiego) w Galicji w latach 30. i 40. XIX wieku // Acta Polono-Ruthenica. — 2016. — № 21. — ISSN 1427–549X.
  41. Dwornik Kamil. Stanowisko ks. Josyfa Łewyćkiego (1801-1860) w sporze o alfabet języka ruskiego (ukraińskiego) w Galicji w latach 30. i 40. XIX wieku // Acta Polono-Ruthenica. — 2016. — № 21. — S. 25. — ISSN 1427–549X.
  42. Dwornik Kamil. Stanowisko ks. Josyfa Łewyćkiego (1801-1860) w sporze o alfabet języka ruskiego (ukraińskiego) w Galicji w latach 30. i 40. XIX wieku // Acta Polono-Ruthenica. — 2016. — № 21. — S. 20—21. — ISSN 1427–549X.
  43. Dwornik Kamil. Stanowisko ks. Josyfa Łewyćkiego (1801-1860) w sporze o alfabet języka ruskiego (ukraińskiego) w Galicji w latach 30. i 40. XIX wieku // Acta Polono-Ruthenica. — 2016. — № 21. — S. 21—22. — ISSN 1427–549X.
  44. Лесюк М. П. Азбучні дискусії в 30—40-х роках XIX ст. // Становлення і розвиток української літературної мови в Галичині. — Івано-Франківськ: Місто НВ, 2014. — С. 428—429. — 724 с. — 500 экз. — ISBN 978-966-428-342-4.
  45. Лесюк М. П. Азбучні дискусії в 30—40-х роках XIX ст. // Становлення і розвиток української літературної мови в Галичині. — Івано-Франківськ: Місто НВ, 2014. — С. 429—430. — 724 с. — 500 экз. — ISBN 978-966-428-342-4.
  46. Лесюк М. П. Азбучні дискусії в 30—40-х роках XIX ст. // Становлення і розвиток української літературної мови в Галичині. — Івано-Франківськ: Місто НВ, 2014. — С. 430. — 724 с. — 500 экз. — ISBN 978-966-428-342-4.
  47. Лесюк М. П. Азбучні дискусії в 30—40-х роках XIX ст. // Становлення і розвиток української літературної мови в Галичині. — Івано-Франківськ: Місто НВ, 2014. — С. 431—432. — 724 с. — 500 экз. — ISBN 978-966-428-342-4.
  48. Лесюк М. П. Азбучні дискусії в 30—40-х роках XIX ст. // Становлення і розвиток української літературної мови в Галичині. — Івано-Франківськ: Місто НВ, 2014. — С. 432. — 724 с. — 500 экз. — ISBN 978-966-428-342-4.
  49. Лесюк М. П. Азбучні дискусії в 30—40-х роках XIX ст. // Становлення і розвиток української літературної мови в Галичині. — Івано-Франківськ: Місто НВ, 2014. — С. 433—435. — 724 с. — 500 экз. — ISBN 978-966-428-342-4.
  50. Лесюк М. П. Азбучні дискусії в 30—40-х роках XIX ст. // Становлення і розвиток української літературної мови в Галичині. — Івано-Франківськ: Місто НВ, 2014. — С. 427. — 724 с. — 500 экз. — ISBN 978-966-428-342-4.
  51. Лесюк М. П. Азбучні дискусії в 30—40-х роках XIX ст. // Становлення і розвиток української літературної мови в Галичині. — Івано-Франківськ: Місто НВ, 2014. — С. 436. — 724 с. — 500 экз. — ISBN 978-966-428-342-4.
  52. Лесюк М. П. Азбучні дискусії в 30—40-х роках XIX ст. // Становлення і розвиток української літературної мови в Галичині. — Івано-Франківськ: Місто НВ, 2014. — С. 436—437. — 724 с. — 500 экз. — ISBN 978-966-428-342-4.
  53. Лесюк М. П. Азбучні дискусії в 30—40-х роках XIX ст. // Становлення і розвиток української літературної мови в Галичині. — Івано-Франківськ: Місто НВ, 2014. — С. 437. — 724 с. — 500 экз. — ISBN 978-966-428-342-4.
  54. Лесюк М. П. Азбучні дискусії в 30—40-х роках XIX ст. // Становлення і розвиток української літературної мови в Галичині. — Івано-Франківськ: Місто НВ, 2014. — С. 437—438. — 724 с. — 500 экз. — ISBN 978-966-428-342-4.
  55. Лесюк М. П. Азбучні дискусії в 30—40-х роках XIX ст. // Становлення і розвиток української літературної мови в Галичині. — Івано-Франківськ: Місто НВ, 2014. — С. 438—439. — 724 с. — 500 экз. — ISBN 978-966-428-342-4.
  56. Лесюк М. П. Азбучні дискусії в 30—40-х роках XIX ст. // Становлення і розвиток української літературної мови в Галичині. — Івано-Франківськ: Місто НВ, 2014. — С. 438. — 724 с. — 500 экз. — ISBN 978-966-428-342-4.
  57. Мозер М. Рецензування та цензурування. Перша «азбучна війна» // Причинки до історії української мови / за заг. ред. С. Вакуленка. — 3-тє вид., перегл. і поправл. — Вінниця: Нова Книга, 2011. — С. 323. — 848 с. — 500 экз. — ISBN 978-966-382-366-9.
  58. Moser Michael. Das Ukrainische („Ruthenische») der galizischen Polen und Polonophilen zwischen 1830 und 1848/1849 // Zeitschrift für Slavische Philologie. — 2003. — Bd. 62, H. 2. — S. 324. — 492 s. — ISSN 0044-3492. — JSTOR 24003273.
  59. Świątek Adam. „Azbuczna wojna” // Gente Rutheni, natione Poloni. Z dziejów Rusinów narodowości polskiej w Galicji. — Kraków: Księgarnia Akademicka, 2014. — S. 253. — 510 S. — (Studia galicyjskie, 3). — ISBN 978-83-7638-433-7.
  60. Сухий О. М. Мовно-правописні дискусії як чинник політичного життя Галичини 50-х рр. XIX ст. // Від русофільства до москвофільства (російський чинник у громадській думці та суспільно-політичному житті галицьких українців у XIX столітті). — Львів: Львівський національний університет імені Івана Франка, 2003. — С. 70—71. — 498 с. — ISBN 966-613-301-6.
  61. 1 2 3 4 Стеблій Ф. І. «Азбучна війна» // Енциклопедія історії України / Редкол.: В. А. Смолій (голова) та ін. — К.: «Наукова думка», 2003. — Т. 1: А — В. — С. 43—44. — 688 с. — 5000 экз. — ISBN 966-00-0734-5.
  62. Świątek Adam. „Azbuczna wojna” // Gente Rutheni, natione Poloni. Z dziejów Rusinów narodowości polskiej w Galicji. — Kraków: Księgarnia Akademicka, 2014. — S. 256. — 510 S. — (Studia galicyjskie, 3). — ISBN 978-83-7638-433-7.
  63. Лесюк М. П. Спроба азбучного перевороту в 1859 році // Становлення і розвиток української літературної мови в Галичині. — Івано-Франківськ: Місто НВ, 2014. — С. 473—474. — 724 с. — 500 экз. — ISBN 978-966-428-342-4.
  64. Лесюк М. П. Спроба азбучного перевороту в 1859 році // Становлення і розвиток української літературної мови в Галичині. — Івано-Франківськ: Місто НВ, 2014. — С. 474—475. — 724 с. — 500 экз. — ISBN 978-966-428-342-4.
  65. Лесюк М. П. Спроба азбучного перевороту в 1859 році // Становлення і розвиток української літературної мови в Галичині. — Івано-Франківськ: Місто НВ, 2014. — С. 475. — 724 с. — 500 экз. — ISBN 978-966-428-342-4.
  66. Лесюк М. П. Спроба азбучного перевороту в 1859 році // Становлення і розвиток української літературної мови в Галичині. — Івано-Франківськ: Місто НВ, 2014. — С. 475—476. — 724 с. — 500 экз. — ISBN 978-966-428-342-4.
  67. Лесюк М. П. Спроба азбучного перевороту в 1859 році // Становлення і розвиток української літературної мови в Галичині. — Івано-Франківськ: Місто НВ, 2014. — С. 476—477. — 724 с. — 500 экз. — ISBN 978-966-428-342-4.
  68. Лесюк М. П. Спроба азбучного перевороту в 1859 році // Становлення і розвиток української літературної мови в Галичині. — Івано-Франківськ: Місто НВ, 2014. — С. 477. — 724 с. — 500 экз. — ISBN 978-966-428-342-4.
  69. 1 2 Лесюк М. П. Спроба азбучного перевороту в 1859 році // Становлення і розвиток української літературної мови в Галичині. — Івано-Франківськ: Місто НВ, 2014. — С. 479. — 724 с. — 500 экз. — ISBN 978-966-428-342-4.
  70. 1 2 Лесюк М. П. Спроба азбучного перевороту в 1859 році // Становлення і розвиток української літературної мови в Галичині. — Івано-Франківськ: Місто НВ, 2014. — С. 480. — 724 с. — 500 экз. — ISBN 978-966-428-342-4.
  71. Райківський І. Я. Мовно-правописні дискусії серед руської інтелігенції Галичини і зміцнення польських позицій у 1850-х рр. // Ідея української національної єдності в громадському житті Галичини ХІХ століття. — Івано-Франківськ: Видавництво Прикарпатського національного університету імені Василя Стефаника, 2012. — С. 324. — 932 + 16 с. — 300 экз. — ISBN 978-966-640-371-4.
  72. Лесюк М. П. Спроба азбучного перевороту в 1859 році // Становлення і розвиток української літературної мови в Галичині. — Івано-Франківськ: Місто НВ, 2014. — С. 483. — 724 с. — 500 экз. — ISBN 978-966-428-342-4.
  73. Лесюк М. П. Спроба азбучного перевороту в 1859 році // Становлення і розвиток української літературної мови в Галичині. — Івано-Франківськ: Місто НВ, 2014. — С. 480—481. — 724 с. — 500 экз. — ISBN 978-966-428-342-4.
  74. Лесюк М. П. Спроба азбучного перевороту в 1859 році // Становлення і розвиток української літературної мови в Галичині. — Івано-Франківськ: Місто НВ, 2014. — С. 481. — 724 с. — 500 экз. — ISBN 978-966-428-342-4.
  75. 1 2 Лесюк М. П. Спроба азбучного перевороту в 1859 році // Становлення і розвиток української літературної мови в Галичині. — Івано-Франківськ: Місто НВ, 2014. — С. 482. — 724 с. — 500 экз. — ISBN 978-966-428-342-4.
  76. Лесюк М. П. Спроба азбучного перевороту в 1859 році // Становлення і розвиток української літературної мови в Галичині. — Івано-Франківськ: Місто НВ, 2014. — С. 463—464. — 724 с. — 500 экз. — ISBN 978-966-428-342-4.
  77. Лесюк М. П. Спроба азбучного перевороту в 1859 році // Становлення і розвиток української літературної мови в Галичині. — Івано-Франківськ: Місто НВ, 2014. — С. 464. — 724 с. — 500 экз. — ISBN 978-966-428-342-4.
  78. Лесюк М. П. Спроба азбучного перевороту в 1859 році // Становлення і розвиток української літературної мови в Галичині. — Івано-Франківськ: Місто НВ, 2014. — С. 465—466. — 724 с. — 500 экз. — ISBN 978-966-428-342-4.
  79. 1 2 Лесюк М. П. Спроба азбучного перевороту в 1859 році // Становлення і розвиток української літературної мови в Галичині. — Івано-Франківськ: Місто НВ, 2014. — С. 466. — 724 с. — 500 экз. — ISBN 978-966-428-342-4.
  80. Миллер А. И., Остапчук О. А. Латиница и кириллица в украинском национальном дискурсе и языковой политике Российской и Габсбургской империй // Славяноведение. — 2006. — № 5. — С. 30. — ISSN 0132-1366.
  81. Вендланд А. В. Правопис як політика // Русофіли Галичини. Українські консерватори між Австрією та Росією, 1848-1915. — Львів: Літопис, 2015. — С. 113. — 688 с. — ISBN 978-966-8853-16-6.
  82. Вендланд А. В. Правопис як політика // Русофіли Галичини. Українські консерватори між Австрією та Росією, 1848-1915. — Львів: Літопис, 2015. — С. 114. — 688 с. — ISBN 978-966-8853-16-6.
  83. Вендланд А. В. Правопис як політика // Русофіли Галичини. Українські консерватори між Австрією та Росією, 1848-1915. — Львів: Літопис, 2015. — С. 114—115. — 688 с. — ISBN 978-966-8853-16-6.
  84. Вендланд А. В. Правопис як політика // Русофіли Галичини. Українські консерватори між Австрією та Росією, 1848-1915. — Львів: Літопис, 2015. — С. 116—117. — 688 с. — ISBN 978-966-8853-16-6.
  85. Вендланд А. В. Правопис як політика // Русофіли Галичини. Українські консерватори між Австрією та Росією, 1848-1915. — Львів: Літопис, 2015. — С. 117—118. — 688 с. — ISBN 978-966-8853-16-6.
  86. Вендланд А. В. Правопис як політика // Русофіли Галичини. Українські консерватори між Австрією та Росією, 1848-1915. — Львів: Літопис, 2015. — С. 118. — 688 с. — ISBN 978-966-8853-16-6.
  87. 1 2 Райківський І. Я. Мовно-правописні дискусії серед руської інтелігенції Галичини і зміцнення польських позицій у 1850-х рр. // Ідея української національної єдності в громадському житті Галичини ХІХ століття. — Івано-Франківськ: Видавництво Прикарпатського національного університету імені Василя Стефаника, 2012. — С. 323. — 932 + 16 с. — 300 экз. — ISBN 978-966-640-371-4.
  88. Мозер М. Уживання української мови греко-католицькою церквою в Галичині (1772—1859 рр.) // Причинки до історії української мови / за заг. ред. С. Вакуленка. — 3-тє вид., перегл. і поправл. — Вінниця: Нова Книга, 2011. — С. 472. — 848 с. — 500 экз. — ISBN 978-966-382-366-9.
  89. Лесюк М. П. Спроба азбучного перевороту в 1859 році // Становлення і розвиток української літературної мови в Галичині. — Івано-Франківськ: Місто НВ, 2014. — С. 491. — 724 с. — 500 экз. — ISBN 978-966-428-342-4.
  90. Вендланд А. В. «Антиквари» чи першопроходці? Підсумок русофільського проекту // Русофіли Галичини. Українські консерватори між Австрією та Росією, 1848-1915. — Львів: Літопис, 2015. — С. 153. — 688 с. — ISBN 978-966-8853-16-6.
  91. Świątek Adam. „Azbuczna wojna” // Gente Rutheni, natione Poloni. Z dziejów Rusinów narodowości polskiej w Galicji. — Kraków: Księgarnia Akademicka, 2014. — S. 257. — (Studia galicyjskie, 3). — ISBN 978-83-7638-433-7.
  92. Остапчук О. О. Післямова до «азбучної війни»: кириличне видання творів Тимка Падури // Українська мова. — 2009. — № 2. — С. 29. — ISSN 1682—3540.
  93. Вендланд А. В. «Антиквари» чи першопроходці? Підсумок русофільського проекту // Русофіли Галичини. Українські консерватори між Австрією та Росією, 1848-1915. — Львів: Літопис, 2015. — С. 155. — 688 с. — ISBN 978-966-8853-16-6.

Литература

Холодная война

Холодная война
Берлинская стена на фоне Бранденбургских ворот, КПП «C» в Берлине, войска в Чехословакии, Ян Палах, демонстрация возле Берлинской стены, подписание соглашения о химическом разоружении Михаилом Горбачёвым и Джорджем Бушем.
Берлинская стена на фоне Бранденбургских ворот, КПП «C» в Берлине, войска в Чехословакии, Ян Палах, демонстрация возле Берлинской стены, подписание соглашения о химическом разоружении Михаилом Горбачёвым и Джорджем Бушем.
Дата 5 марта 1946 (фактически 12 марта 1947[1]) — 21 ноября 1990[2] (фактически конфронтация завершилась к концу 1989 года, после Мальтийского саммита)[3]
Место Мир
Причина Идеологическая и политическая конфронтация двух блоков
Итог прекращение противостояния СССР и США[2]; распад социалистического лагеря[3][4][5]распад СССР, прекращение действия Варшавского договора, распад СЭВ, воссоединение Германии; расширение ЕС и НАТО[6]
Противники

 СССР
Warsaw Pact Logo.pngОВД
Flag of Comecon.svg СЭВ

Многочисленные союзники…

 США
НАТО НАТО
Флаг ЕС ЕЭС

Многочисленные союзники…

Commons-logo.svg Медиафайлы на Викискладе

У этого термина существуют и другие значения, см. Холодная война (значения).

Холодная война[7] — политологический термин, используемый в отношении глобального геополитического, военного, экономического и идеологического противостояния в период с 1946 года до конца 1980-х между двумя блоками государств, центром одного из которых был СССР, а другого — США[2][4][5]. Эта конфронтация не была войной в международно-правовом смысле. Одной из главных составляющих конфронтации была идеологическая борьба —то есть борьба СССР и США за доминирующее положение в мировом общественном мнении[8][a].

Внутренняя логика противостояния требовала от сторон участия в конфликтах и вмешательства в развитие событий в любой части мира. Усилия США и СССР направлялись, прежде всего, на доминирование в политической сфере. США и СССР создали свои сферы влияния, закрепив их военно-политическими блоками — НАТО и ОВД. Хотя Соединённые Штаты и СССР не вступали официально в непосредственное военное столкновение, их соперничество за влияние приводило к вспышкам локальных вооружённых конфликтов в различных частях третьего мира, протекавших обычно как опосредованные войны между двумя сверхдержавами[2].

Советско-китайский раскол, начавшийся в конце 1950-х годов, пик напряжённости в котором пришёлся на 1969 год, значительно ослабил позиции социалистического блока. КНР и несколько её государств-союзников отошли от безоговорочной поддержки СССР и конфронтации с США, что несомненно повлияло на процессы принятия решений в советском руководстве и в конце концов на последующий исход всего глобального противостояния[2].

По мнению некоторых зарубежных исследователей, ответственность за развязывание холодной войны лежит как на СССР, так и на странах Запада[9].

Холодная война сопровождалась гонкой обычных и ядерных вооружений, временами угрожавшей привести к третьей мировой войне. Наиболее известным из таких случаев, когда мир оказывался на грани катастрофы, стал Карибский кризис 1962 года. В связи с этим в 1970-е годы СССР были предприняты усилия по «разрядке» международной напряжённости и ограничению вооружений[2].

Объявленная пришедшим в 1985 году к власти в СССР Михаилом Горбачёвым политика перестройки привела к утрате руководящей роли КПСС. В декабре 1989 года на саммите на о. Мальта Горбачёв и Буш официально объявили об окончании холодной войны[2][3][4]. Официальное документальное закрепление окончания холодной войны было осуществлено с принятием 21 ноября 1990 года на совещании глав государств и правительств СБСЕ «Парижской хартии для новой Европы» (от СССР её подписал М. С. Горбачёв)[2].

В Восточной Европе коммунистические правительства, лишившись советской поддержки, были смещены ещё раньше, в 1989—1990 годах. Варшавский договор официально прекратил своё действие 1 июля 1991 года, а союзные власти потеряли власть в результате событий 19—21 августа 1991 года, что можно считать окончанием холодной войны, хотя назывались и более поздние сроки[3]. СССР, обременённый экономическим кризисом, а также социальными и межнациональными проблемами, распался в декабре 1991 года, что поставило финальную точку в холодной войне[3]. 1 февраля 1992 года в совместной декларации Российской Федерации и США, подписанной президентами Б. Н. Ельциным и Джорджем Бушем — старшим, был ещё раз документально закреплён факт окончания холодной войны[10].

История термина

Выражение «холодная война» впервые употребил писатель Джордж Оруэлл 19 октября 1945 года, в статье «Ты и атомная бомба» в британском еженедельнике «Трибьюн»[11]. Появление атомной бомбы в руках иных (кроме США) держав, по Оруэллу, могло бы привести к возникновению 2—3 «чудовищных сверхгосударств», которые, благодаря обладанию оружием, позволяющим уничтожить миллионы людей в считанные секунды, поделили бы мир между собой. Эти сверхдержавы, согласно Оруэллу, вероятнее всего заключили бы между собой негласное соглашение никогда не применять атомное оружие друг против друга; оставаясь непобедимыми, они находились бы в «состоянии постоянной „холодной войны“ со своими соседями» («in a permanent state of „cold war“ with its neighbors»). Такое развитие ситуации, по его мысли, положило бы «конец масштабным войнам ценой бесконечного продления „мира, который не есть мир“»[12].

В марте 1946 года Оруэлл писал в «Обсервер», что после конференции в Москве в декабре 1945 года «Россия начала вести „холодную войну“ против Британии и Британской империи»[13].

В официальной обстановке выражение впервые употребил 16 апреля 1947 года Бернард Барух, советник президента США Гарри Трумэна, в речи перед палатой представителей штата Южная Каролина[14].

История

Начало холодной войны

Установление по завершении Второй мировой войны советского контроля над странами Восточной Европы, в особенности создание просоветского правительства в Польше в противовес польскому эмигрантскому правительству в Лондоне, привело к тому, что правящие круги Великобритании и США стали воспринимать СССР как угрозу.

Советские авторы утверждали, что «внешняя политика американского империализма, направленная на разжигание конфронтации, была связана с интересами монополистических кругов США и имела целью сохранение и упрочение капиталистической системы»[15].

Целый ряд авторов уверенно относят предпосылки холодной войны к февралю 1945 года, когда по результатам Крымской (Ялтинской) конференции стало политически возможным провести раздел в мире по сферам влияния.

Весной 1945 года СССР предъявил территориальные претензии Турции и потребовал изменения статуса черноморских проливов, включая признание права СССР на создание военно-морской базы в Дарданеллах[16][17].

В апреле 1945 года премьер-министр Великобритании Уинстон Черчилль распорядился о подготовке плана вооружения немецко-фашистских пленных их же трофейным оружием для войны против СССР. Заданию предшествовали выводы, которые Черчилль представил в своих мемуарах[18].

24 июля 1945 года, в ходе работы Потсдамской конференции, Трумэн уведомил Сталина, что США создали атомную бомбу, не говоря об этом прямо. В своём потсдамском дневнике Трумэн писал: «Мы разработали самое ужасное оружие в истории человечества… Это оружие будет применено против Японии… так, чтобы военные объекты, солдаты и моряки были целями, а не женщины и дети. Даже если японцы дикие — беспощадны, жестоки и фанатичны, то мы, как руководители мира, для общего блага не можем сбросить эту ужасную бомбу ни на старую, ни на новую столицу».

В первых числах августа 1945 года Трумэн инициировал проведение атомной бомбардировки городов Хиросима и Нагасаки, военное значение которых остаётся дискуссионным.

6 и 9 августа 1945 года дальние бомбардировщики В-29 ВВС США произвели боевые сбросы свободнопадающих авиабомб с ядерным зарядом, соответственно, на японские города Хиросима и Нагасаки… — таким образом, лично Трумэн продемонстрировал бывшим союзникам, включая СССР — абсолютное стратегическое превосходство США в авиационной составляющей наступательного вооружения[прояснить].

В октябре 1945 года штаб генерала Дуайта Эйзенхауэра по приказу президента Гарри Трумэна начал разработку плана «Тоталити», предполагавший сброс 20-30 ядерных бомб на 20 советских городов.

К марту 1946 года обострение отношений между союзниками усилилось из-за отказа СССР вывести оккупационные войска из Ирана (войска были выведены только в мае 1946, после завершения советско-иранских переговоров).

5 марта 1946 года Черчилль, тогда как частное лицо (на тот момент уже не занимавший пост премьер-министра Великобритании), в Фултоне (США, штат Миссури) выступил с речью, где заявил, что отношения СССР с одной стороны и США и Великобритании с другой стороны должны строиться на военном превосходстве стран, говорящих на английском языке и выдвинул идею создания военного союза англосаксонских стран для борьбы с мировым коммунизмом. Черчилль прежде всего решил укреплять отношения с США, так как они обладали монополией на ядерное оружие. Это заявление обострило противостояние между СССР и Западом[19] и считается формальным началом холодной войны. Речь Черчилля очертила новую реальность, которую отставной английский лидер, после заверений в глубоком уважении и восхищении «доблестным русским народом и моим товарищем военного времени маршалом Сталиным», определил так:

…от Штеттина на Балтике до Триеста в Адриатике, железный занавес протянулся поперёк континента. По ту сторону воображаемой линии — все столицы древних государств Центральной и Восточной Европы. (…) Коммунистические партии, которые были очень небольшими во всех восточных государствах Европы, дорвались до власти повсюду и получили неограниченный тоталитарный контроль. Полицейские правительства преобладают почти повсеместно, и пока, кроме Чехословакии, нигде нет никакой подлинной демократии.

Турция и Персия также глубоко встревожены и обеспокоены требованиями, которые предъявляет к ним Московское правительство. Русские сделали попытку в Берлине создать квазикоммунистическую партию в их зоне оккупации Германии (…) Если теперь советское правительство попытается отдельно создать прокоммунистическую Германию в своей зоне, это причинит новые серьёзные трудности в британской и американской зонах и разделит побеждённых немцев между Советами и западными демократическими государствами.

(…) Факты таковы: это, конечно, не та освобождённая Европа, за которую мы боролись. Это не то, что необходимо для постоянного мира.

Черчилль призвал не повторять ошибок 1930-х годов и последовательно отстаивать ценности свободы, демократии и «Христианской цивилизации» против тоталитаризма, для чего необходимо обеспечить тесное единение и сплочение англосаксонских наций.

Неделей позже И. В. Сталин в интервью «Правде» поставил Черчилля в один ряд с Гитлером[20] и заявил, что в своей речи тот призвал Запад к войне с СССР.

В 1946 году активизировались греческие повстанцы, руководимые коммунистами и подпитываемые поставками оружия из Албании, Югославии и Болгарии, где уже находились у власти коммунисты. К 1949 году гражданская война в Греции закончилась поражением коммунистов.

На Лондонском совещании министров иностранных дел СССР, для обеспечения безопасности своих границ ввиду очередного построения «антикоммунистического фронта», потребовал предоставления ему права протектората над Триполитанией (Ливией), чтобы обеспечить себе присутствие в Средиземноморье.

Часть политических деятелей Запада стала выступать за умиротворение СССР. Наиболее чётко эту позицию выразил министр торговли США Генри Уоллес. Он считал претензии СССР обоснованными и предлагал пойти на своеобразный раздел мира, признав за СССР право на доминирование в ряде районов Европы и Азии. Другой точки зрения придерживался Черчилль[19].

«Длинная телеграмма» Кеннана

Основная статья: Длинная телеграмма

«Длинная телеграмма» — устоявшееся название телеграммы № 511 посольства США в Москве, отправленной заместителем посла Джорджем Ф. Кеннаном 22 февраля 1946 года, в которой он обрисовал невозможность сотрудничества с СССР и необходимость противостояния советской экспансии, поскольку, по его мнению, руководство СССР уважает только силу. Результаты анализа американским правительством и общественностью этой телеграммы и последовавшей статьи «Истоки советского поведения» за подписью «X» (написанной Кеннаном), привели к тому, что взгляды Кеннана стали определяющим фактором подхода США к отношениям с Советским Союзом и холодной войны; сам Кеннан стал известен как «архитектор холодной войны»

Зимой 1945/46 года казначейство США запросило от американского посольства в Москве объяснение причин, по которым СССР не поддерживает только что созданные Всемирный банк и Международный валютный фонд. Кеннан, который должен был ответить на вопрос, понял, что он не в состоянии ответить кратко и послал телеграмму в 10 тысяч слов, в которой дал анализ возможностей и перспектив в отношениях США и Советского Союза.

В телеграмме Кеннан

  • предлагал прекратить «рузвельтовские» ожидания партнёрства с СССР;
  • заявил, что советское руководство уважает только силу;
  • высказал мнение, что советское руководство не верит в то, что с США может быть достигнуто постоянное состояние сосуществования;
  • предупредил об органическом экспансионизме советских руководителей;
  • предложил в качестве ответа «сдерживание» СССР и противодействие любым попыткам Советского Союза выйти за их пределы существующей сферы влияния.

1946—1953: начало противостояния

Социалистические страны во время холодной войны (красным) Противостоящие друг другу военно-политические блоки на территории Европы

12 марта 1947 года президент США Гарри Трумэн заявил о намерении предоставить Греции и Турции военную и экономическую помощь в размере 400 млн долларов. Одновременно он сформулировал задачи политики США, нацеленной на помощь «свободным народам, сопротивляющимся попыткам закабаления со стороны вооружённого меньшинства и внешнему давлению». Трумэн в этом заявлении, кроме того, определил содержание начинающегося соперничества США и СССР, как конфликта демократии и тоталитаризма. Так появилась на свет доктрина Трумэна, ставшая началом перехода от послевоенного сотрудничества СССР и США к соперничеству[17].

В 1947 году, по настоянию СССР, страны, им контролируемые, отказались от участия в плане Маршалла, согласно которому США предоставляли экономическую помощь странам, пострадавшим от войны, в обмен на исключение коммунистов из состава правительства[b].

В нарушение договорённости о совместном решении проблем по Германии США включили Западный Берлин в сферу действия «плана Маршалла». В ответ СССР начал транспортную Блокаду Западного Берлина (июнь 1948).В августе 1948 года Государственный департамент США использовал «Дело Касенкиной»[21], чтобы обвинить генерального консула СССР в Нью-Йорке Якова Ломакина в превышении дипломатических полномочий и объявить его персоной нон-грата[22]. В ответ СССР прекращает переговоры по Берлину и закрывает свои консульства в Нью-Йорке и Сан-Франциско[23].

Усилия СССР, в частности советской разведки, были направлены на то, чтобы ликвидировать монополию США на обладание ядерным оружием (см. Создание советской атомной бомбы). 29 августа 1949 года в Советском Союзе были проведены первые испытания ядерной бомбы. Американские учёные из Манхэттенского проекта и раньше предостерегали, что со временем СССР обязательно создаст свой собственный ядерный потенциал — тем не менее, этот ядерный взрыв оказал ошеломляющее воздействие на военно-стратегическое планирование в США — главным образом, поскольку военные стратеги США не ожидали, что им придётся лишиться своей монополии так скоро. В то время ещё не было известно об успехах советской разведки, сумевшей проникнуть в Лос Аламос.

С ещё большим охлаждением отношений между СССР и её бывшими союзниками в Европе стала нарастать военная угроза и уже весной 1948 года ЦРУ ожидало начала войны с СССР[24]. В рамках операции ICON ЦРУ изучило более 30 различных эмигрантских групп и рекомендовало использовать против СССР «группу ГриньохаЛебедя … как наиболее подходящую для тайных операций». В начатой в 1948 году под кодовым названием CARTEL операции основным партнёром была выбрана ОУН(б). ЦРУ обеспечивало финансовую, материальную поддержку и тренировочные базы, а также осуществляло подготовку агентов и их дальнейшую заброску по воздуху на территорию СССР[25]. Вскоре операция получила кодовое название AERODYNAMIC.

В 1948 году США приняли «резолюцию Ванденберга» — официальный отказ США от практики неприсоединения к военно-политическим блокам за границами Западного полушария в мирное время.

В 1948 году численность американских войск в Германии составляла 140 000 человек[26], тогда как, по оценкам американской разведки на сентябрь 1948 года, численность советских войск в Германии и Польше составляла 485 000 человек, а общая численность советских войск в Европе составляла 1 785 000 человек[27]. При этом в случае войны советские подкрепления могли прибыть в Германию гораздо быстрее, чем американские войска из-за океана.

Уже 4 апреля 1949 года было создано НАТО, а в октябре 1954 года ФРГ приняли в Западноевропейский союз, в который вошли все страны Западной и частично Центральной Европы, и в НАТО. Этот шаг вызвал негативную реакцию СССР.

В конце 1940-х годов в СССР усиливаются репрессии против инакомыслящих, которых, в частности, начинают обвинять в «преклонении перед Западом» (см. также статью Борьба с космополитизмом), а в США разворачивается кампания по выявлению сочувствующих коммунистам.

Хотя СССР теперь тоже располагал ядерным потенциалом, США были далеко впереди как по количеству зарядов, так и по числу бомбардировщиков. При любом конфликте США легко смогли бы нанести бомбовый удар по СССР, тогда как СССР с трудом смог бы ответить на это.

Переход к широкомасштабному использованию реактивных истребителей-перехватчиков несколько изменил эту ситуацию в пользу СССР, снизив потенциальную эффективность американской бомбардировочной авиации. В 1949 году Кертис Лемей, новый командующий Стратегическим авиационным командованием США, подписал программу полного перехода бомбардировочной авиации на реактивную тягу. В начале 1950-х на вооружение стали поступать бомбардировщики B-47 и B-52.

В апреле 1950 года президенту США Гарри Трумэну был предоставлен подготовленный Советом национальной безопасности США меморандум NSC 68, в котором был изложен план противостояния СССР.

Наиболее острый период противостояния двух блоков (СССР и США с их союзниками) пришёлся на годы Корейской войны (1950—1953).

1953—1962: оттепель

С наступлением хрущёвской «оттепели» угроза мировой войны отступила.

В мае 1955 года был подписан Варшавский договор, документ, оформивший создание военного союза европейских социалистических государств при ведущей роли СССР. Заключение договора явилось ответной мерой на присоединение ФРГ к НАТО.

18—23 июля 1955 году в Женеве состоялась встреча президента США Д. Эйзенхауэра, председателя Совета министров СССР Н. А. Булганина, Первого секретаря ЦК КПСС Н. С. Хрущёва, премьер-министра Франции Эдгара Фора и премьер-министра Великобритании Э. Идена, посвящённая проблемам разрядки международной напряжённости[28].

Жуков говорит, что на Западе часто говорят о том, что у Советского Союза имеются мощные вооружённые силы, способные напасть на Западную Европу и на Америку. Он, Жуков, не будет скрывать, что Советский Союз располагает мощными наземными и военно-воздушными силами, располагает мощной стратегической авиацией, а также атомным и водородным оружием. Но Советский Союз создал всё это не со злым умыслом. Советский Союз вынужден иметь мощные вооружённые силы, хотя это и отражается на гражданской экономике СССР и удовлетворении потребностей народа. Мы не хотим повторения 1941 года. Тем более Советский Союз не может ослабить себя перед лицом угроз, с которыми выступают ответственные военные руководители, включая военных руководителей Североатлантического пакта. Они открыто заявляют о своей готовности разгромить Советский Союз атомными бомбами с военных баз, расположенных вокруг границ СССР. Как полководец Эйзенхауэр поймёт, что Советский Союз не может играть в свою безопасность, да и сами США не делают этого. Поэтому надо попытаться найти общий путь, общий язык между СССР и США, чтобы ликвидировать создавшееся недоверие и добиться дружбы между двумя странами. США — богатая страна, но, по моему мнению, и американский народ хотел бы облегчить бремя, которое он несёт в связи с гонкой вооружения.

Эйзенхауэр замечает, что это соответствует действительности…

…Эйзенхауэр говорит, что он хотел бы также упомянуть о некоторых событиях, как их понимает он и его правительство. Сразу же после окончания войны США настолько демобилизовали свои вооружённые силы, что у них не хватало войск даже для того, чтобы оккупировать Германию, Японию и Южную Корею и иметь при этом достаточный резерв в США. Правительство США поступило таким образом потому, что считало, что настала новая эра всеобщего мира.

Однако, как только США демобилизовались, они обнаружили, что на них начинают нажимать со всех сторон. Их друзья в Греции подверглись нападению со стороны сил, которых поддерживали из Болгарии, а также в то время и из Югославии. Затем началась блокада Берлина, а на дальнем Востоке на Чан Кайши, который, как бы о нём ни думать, всё же был союзником во время войны, также начали нажимать со всех сторон. Наконец, началась корейская война и в результате всего этого США приняли решение начать вооружаться вновь в широких масштабах, хотя тот план, который они приняли, был весьма дорогостоящим и обременительным для американского народа. Соединённые Штаты пришли к выводу, что они должны действовать более твёрдо для того, чтобы защищать свои интересы, оказавшиеся под угрозой. Они начали оборонять Южную Корею, организовали воздушный мост в Германии и создали Североатлантический пакт. Они поступили таким образом потому, что пришли к убеждению, что Москва объединила в одно целое свои вооружённые силы и вооружённые силы Польши, Чехословакии и других восточно-европейских государств. Североатлантический пакт был создан для того, чтобы противодействовать этому, а также для того, чтобы Франция могла впредь не опасаться угрозы со стороны Германии. Таким образом, началась гонка вооружений, начали создаваться запасы атомных и водородных бомб, которые являются весьма дорогостоящими и, по его, Эйзенхауэра, мнению, бесполезными, если бы удалось восстановить доверие между государствами.

Жуков замечает, что, по его мнению, нет смысла ворошить прошлое. Он допускает, что в прошлом были сделаны ошибки как с той, так и с другой стороны, и он не исключает, что это было сделано из-за того, что поступала неправильная информация. Однако, по его мнению, в настоящее время надо смотреть не в прошлое, а в будущее…

…Эйзенхауэр говорит, что в произведениях Маркса, Энгельса, Ленина, Сталина содержатся положения о насильственном уничтожении капиталистической системы, в которую он, Эйзенхауэр, верит. Эти положения марксистского учения никогда не были отвергнуты советскими руководителями и они являются одной из основных причин, вызывающих беспокойство у американского народа.

Жуков отмечает, что, по его мнению, это напрасная тревога, так как никакого руководства коммунистическим движением в мировом масштабе не существует. Он может сказать Эйзенхауэру, что Коммунистическое Информационное Бюро не собиралось с 1949 года для обсуждения каких-либо вопросов. Если бы руководство иностранными коммунистическими партиями существовало, то, вероятно, в первую очередь оно обратило бы внимание на американскую коммунистическую партию и постаралось поднять её количественно и качественно до уровня, который позволил бы ей попытаться свергнуть капитализм в США.

Однако известно, что американская коммунистическая партия одна из самых слабых компартий. Вопрос о том, какой общественный строй будет существовать в Америке — мы считаем это дело самого американского народа. Что касается учения Маркса, то оно существует уже свыше 100 лет и признаётся многими людьми многих стран, так же как существует много последователей капиталистической системы. Это дело совести каждого человека.

Эйзенхауэр замечает, что в марксистском учении всё же говорится о насильственном свержении капиталистического строя. Однако его, Эйзенхауэра, обнадёживают два обстоятельства: во-первых, то, что, как говорит Жуков, не существует централизованного руководства над коммунистическими партиями в различных странах и, во-вторых, то что та часть марксистской доктрины, которая говорит о насильственном свержении существующего строя, возможно, забыта или отложена в сторону.

Эйзенхауэр высказывает далее сожаление, что две величайших державы на земном шаре с огромными производственными возможностями не могут утолить все свои ресурсы на благо своих народов, а также народов других стран. Для того, чтобы они могли делать это, необходимо, прежде всего устранить существующий страх и добиться доверия между ними.

Жуков говорит, что дело надо вести к тому, чтобы установить тесные отношения и помогать друг другу. Что касается того, отложены ли или забыты те или иные положения марксистской науки, то дело не в этом, а в том, что, как считают в Советском Союзе, в каждой стране одна общественная формация может быть сменена другой, более прогрессивной общественной формацией, но различными способами. В одном случае это может произойти в результате войны, в другом — в результате революции, в третьем — при других обстоятельствах. Нет общего рецепта для прогрессивного развития того или иного государства. Форма общественного строя — это внутреннее дело каждого народа. Что касается Советского Союза, то он не намерен вмешиваться во внутренние дела других государств[29].

В 1959 году Н. Хрущёв посетил США. Это был первый в истории визит советского вождя в США. Хрущёв был так воодушевлён своей поездкой, что созвал многолюдный митинг в Москве, на котором восхвалял миролюбие Эйзенхауэра, его политическую мудрость, прямоту и честность[30].

Однако, несмотря на некоторое потепление отношений между сверхдержавами, на 1953—1956 годы приходятся события 17 июня 1953 года в ГДР, события 1956 года в Польше, антикоммунистическое восстание в Венгрии, Суэцкий кризис.

В ответ на численное увеличение советской бомбардировочной авиации в 1950-е годы США создали вокруг крупных городов довольно крепкую эшелонированную систему ПВО, предусматривающую использование самолётов-перехватчиков, зенитной артиллерии и ракет «земля — воздух». Но во главе угла всё же стояло строительство огромной армады ядерных бомбардировщиков, которым было предназначено сокрушить оборонительные рубежи СССР — поскольку считалось невозможным обеспечить эффективную и надёжную защиту столь обширной территории.

Такой подход прочно укоренился в стратегических планах США — считалось, что причин для особого беспокойства нет, пока стратегические силы США своей мощью превосходят общий потенциал советских вооружённых сил. Более того — по мнению американских стратегов, советская экономика, разрушенная в годы войны, вряд ли была способна на создание адекватного контрсилового потенциала.

Однако СССР быстро создал собственную стратегическую авиацию и испытал в 1957 году межконтинентальную баллистическую ракету (МБР) Р-7, способную достигать территории США. С 1959 года в Советском Союзе началось серийное производство МБР, а в январе 1960 года ракета была испытана на предельной дальности (в 1958 году свою первую МБР «Атлас» испытали и США). С середины 1950-х годов в США начинают осознавать, что в случае ядерной войны СССР сумеет нанести ответный контрценностный удар по американским городам. Поэтому с конца 1950-х годов военные эксперты признают, что тотальная ядерная война США с СССР становится невозможной.

Скандал с американским самолётом-шпионом U-2 (1960) привёл к новому обострению отношений СССР и США, пиком которого явились Берлинский кризис 1961 года и Карибский кризис (1962). Кроме того, в 1961 году в СССР проходят показательные испытания термоядерной бомбы «Царь-бомба», также известной как «Кузькина Мать». Использование таких бомб было бы неэффективно в реальных боевых условиях, однако испытания были беспрецедентными по масштабу и накалили международную обстановку.

1962—1979: «Разрядка»

Основная статья: Разрядка международной напряжённости

Продолжавшаяся гонка ядерных вооружений, сосредоточение управления ядерными силами Запада в руках США и ряд инцидентов с носителями ядерного оружия вызвали усиливающуюся критику ядерной политики США. Противоречия в принципах управления ядерным оружием в командовании НАТО привели к выходу Франции в 1966 из участия в формировании вооружённых сил этой организации. 17 января 1966 года произошёл один из крупнейших инцидентов с ядерным оружием: авиакатастрофа американского стратегического бомбардировщика B-52G с термоядерным оружием на борту столкнулся с самолётом-топливозаправщиком KC-135 во время дозаправки в воздухе.

После этого инцидента Испания отказалась осудить выход Франции из НАТО и ограничила военную деятельность ВВС США на территории страны, приостановив испано-американский договор 1953 года о военном сотрудничестве; переговоры о возобновлении этого договора в 1968 году окончились неудачей.

В ФРГ приход к власти социал-демократов во главе с Вилли Брандтом ознаменовался новой «восточной политикой», результатом которой стали Московский договор между СССР и ФРГ 1970 года, зафиксировавший нерушимость границ, отказ от территориальных претензий и декларировавший возможность объединения ФРГ и ГДР.

В 1968 году попытки демократических реформ в Чехословакии (Пражская весна) вызвали военную интервенцию СССР и его союзников.

Однако Брежнев, в отличие от Хрущёва, не питал склонности ни к рискованным авантюрам за пределами чётко очерченной советской сферы влияния, ни к экстравагантным «мирным» акциям; 1970-е годы прошли под знаком так называемой «разрядки международной напряжённости», проявлениями которой стали Совещание по безопасности и сотрудничеству в Европе (Хельсинки) и совместный советско-американский полёт в космос (программа «Союз — Аполлон»); тогда же были подписаны договоры по ограничению стратегических вооружений. Во многом это определялось экономическими причинами, так как СССР уже тогда начал испытывать всё более острую зависимость от закупок потребительских товаров и продовольствия (для которых требовались валютные кредиты), Запад же в годы нефтяного кризиса, вызванного арабо-израильским противостоянием, был крайне заинтересован в советской нефти. В военном отношении базой «разрядки» стал сложившийся к тому времени ракетно-ядерный паритет блоков.

Количество союзнических войск и зоны их ответственности в 1973 г. Красный цвет — страны Варшавского договора, Синий цвет — страны НАТО

17 августа 1973 года министр обороны США Джеймс Шлезингер выдвинул доктрину «обезглавливающего» удара: поражение командных пунктов и узлов связи противника с помощью ракет средней и меньшей дальности, крылатых ракет, обладающих лазерными, телевизионными и инфракрасными системами наведения на цели. Такой подход предполагал выигрыш в «подлётном времени» — поражение командных пунктов до того момента, как противник успеет принять решение об ответно-встречном ударе. Упор в средствах сдерживания смещался со стратегической триады на средства средней и меньшей дальности. В 1974 году этот подход был закреплён в ключевых документах по ядерной стратегии США. На этой основе США и другие страны НАТО начали модернизацию средств передового базирования (Forward Base Systems) — американского тактического ядерного оружия, размещённого на территории Западной Европы или у её побережья. Одновременно США начали создание нового поколения крылатых ракет, способных максимально точно поражать заданные цели.

Эти шаги вызвали опасения в СССР, поскольку средства передового базирования США, а также «независимые» ядерные потенциалы Великобритании и Франции были способны поражать цели в европейской части Советского Союза. В 1976 году министром обороны СССР стал Дмитрий Устинов, который склонялся к жёсткому ответу на действия США. Устинов выступал не столько за наращивание сухопутной группировки обычных вооружённых сил, сколько за совершенствование технического парка Советской Армии. Советский Союз начал модернизацию средств доставки ядерного оружия средней и меньшей дальности на европейском театре военных действий.

Под предлогом модернизации устаревших комплексов Р-12 и Р-14 (SS-4 и SS-5) СССР приступил к развёртыванию ракет средней дальности РСД-10 «Пионер» (SS-20). В декабре 1976 года ракетные системы были развернуты, а в феврале 1977 года — поставлены на боевое дежурство в европейской части СССР. Всего было развернуто около 300 ракет подобного класса, каждая из которых была оснащена тремя боевыми разделяющимися головными частями индивидуального наведения, имела большую точность, более мобильна и большую дальность применения. Это позволяло СССР в считанные минуты уничтожить военную инфраструктуру НАТО в Западной Европе — центры управления, командные пункты и, особенно, порты, что в случае войны делало невозможным высадку американских войск в Западной Европе. Одновременно СССР модернизировал размещённые в Центральной Европе силы общего назначения — в частности, модернизировал дальний бомбардировщик Ту-22М до стратегического уровня.

Действия СССР по развёртыванию ракет средней дальности РСД-10 «Пионер» (SS-20) вызвали негативную реакцию стран НАТО. 12 декабря 1979 года было принято двойное решение НАТО — развёртывание американских ракет средней дальности на территории стран Западной Европы, которые имели меньшую дальность чем «Пионер» и одну боеголовку, и одновременно начало переговоров с СССР по проблеме евроракет по двухстороннему уничтожению ракет средней дальности. Однако переговоры зашли в тупик.

1979—1987: новый виток противостояния

Images.png Внешние изображения
Западные радиостанции
(по поводу событий в Афганистане)
Image-silk.png [1]

Новое обострение наступило в 1979 году в связи с вводом советских войск в Афганистан, что на Западе восприняли как нарушение геополитического равновесия и переход СССР к политике экспансии.

В 1981 году в США началось производство нейтронного оружия — артиллерийских снарядов и боеголовок ракеты малой дальности «Ланс». Аналитики предполагали, что это оружие может быть использовано для отражения наступления войск Варшавского договора в Центральной Европе.

Согласно имеющимся данным, в мае 1981 года советские разведслужбы (КГБ и ГРУ) начали операцию «Ракетно-ядерное нападение» (операция РЯН) — для выработки средств противодействия нападению с использованием ядерного оружия. Летом 1982 года были проведены учения Щит-82 странами Варшавского договора, с большим применением ракетного и противоракетного оружия со стороны СССР. 8 марта 1983 года президент США Рональд Рейган в своём выступлении назвал СССР «Империей зла», а 23 марта 1983 года провозгласил Стратегическую оборонную инициативу (СОИ).

Обострение достигло пика осенью 1983 года, когда советскими силами ПВО 1 сентября 1983 года был сбит южнокорейский гражданский авиалайнер, на борту которого находилось 269 человек.

В ноябре 1983 года СССР вышел из проходивших в Женеве переговоров по евроракетам. Генеральный секретарь ЦК КПСС Юрий Андропов заявил, что СССР предпримет ряд контрмер: разместит оперативно-тактические ракеты-носители ядерного оружия на территории ГДР и ЧССР и выдвинет советские атомные подводные лодки ближе к побережью США. В 19831986 годах советские ядерные силы и система предупреждения о ракетном нападении находились в состоянии повышенной боевой готовности.

В декабре 1983 года США в соответствии с Двойным решением НАТО в ответ на размещенные баллистические ракеты средней дальности «Пионер» начал развертывать на территории ФРГ баллистические ракеты средней дальности «Першинг-2», а также крылатые ракеты наземного базирования BGM-109G «Томагавк» в ФРГ, Великобритании, Италии, Нидерландах и Бельгии.

16 февраля 1985 года была провозглашена Доктрина Рейгана[31], в соответствии с которой администрация США переходила к открытой поддержке антикоммунистических и антисоветских повстанческих движений в Азии, Африке и Латинской Америке. Прежде всего это касалось военных конфликтов в Никарагуа, в Афганистане, в Анголе, в Мозамбике, в Камбодже[32], в Лаосе, в Эфиопии. Афганские моджахеды, Никарагуанское сопротивление, ангольская УНИТА, Мозамбикское национальное сопротивление, Коалиционное правительство Демократической Кампучии, Этническая организация освобождения Лаоса стали получать активную военно-техническую либо политико-дипломатическую помощь. 2 июня 1985 в ангольском городе Джамба состоялась конференция антикоммунистических партизанских формирований Анголы, Никарагуа, Афганистана и Лаоса, учредившая Демократический интернационал[33][34].

Пришедший к власти в СССР в 1985 году М. С. Горбачёв с самого начала взял курс на улучшение отношений с США и Западом, однако, поначалу он действовал в духе «разрядки» 1970-х — в 1985—1986 гг. выдвигались новые громкие мирные инициативы, но при этом внешняя политика СССР оставалась довольно жёсткой. В частности, в 1985—1986 годах произошли несколько советско-американских дипломатических скандалов, завершившихся высылкой дипломатов с обеих сторон.

Первая встреча Горбачёва с президентом США Рональдом Рейганом в Женеве осенью 1985 года завершилась мало к чему обязывающей торжественной Декларацией о недопустимости ядерной войны. 15 января 1986 г. было опубликовано «Заявление Советского правительства», содержавшее программу ядерного разоружения к 2000 году. СССР призывал ведущие страны мира присоединиться к соблюдавшемуся Советским Союзом с лета 1985 года мораторию на ядерные испытания и поэтапно сократить различные виды ядерного оружия.

Некоторым коррективам была подвергнута советская политика в Афганистане, где СССР произвёл в мае 1986 года замену руководства страны. Новый Генеральный секретарь НДПА М. Наджибулла провозгласил курс на национальное примирение, принял новую Конституцию, согласно которой был избран в 1987 году президентом Афганистана. Советский Союз стремился укрепить позиции нового руководства, чтобы впоследствии начать вывод советских войск из страны.

Несмотря на относительную жесткость советской внешней политики на первом этапе перестройки, первые признаки уступчивости нового руководства начали проявляться уже в тот период. Первым «звоночком» можно считать американскую бомбардировку Ливии 15 апреля 1986 года, на которую СССР отреагировал довольно вяло, хотя Джамахирия считалась одним из основных советских союзников в арабском мире[источник не указан 1941 день].

Михаил Горбачёв у Бранденбургских ворот в Берлине. 1986 год

В октябре 1986 года состоялась встреча советского и американского лидеров в Рейкьявике, которая обозначила начало нового внешнеполитического курса СССР: Советский Союз впервые выразил готовность пойти на серьёзные уступки своим оппонентам. Хотя Горбачёв по-прежнему жёстко торговался по условиям договора и в конечном итоге встреча закончилась ничем, советские инициативы имели большой международный резонанс. Встреча в Рейкьявике во многом предопределила последующие события.

Завершение холодной войны. 1987—1991: «новое мышление» Горбачёва и завершение противостояния

Основные статьи: Перестройка, Новое политическое мышление и Революции 1989 года

Уже с 1987 года ситуация начинает резко меняться. В этом году во внешней политике СССР происходит коренной поворот к так называемому «новому политическому мышлению», провозгласившему «социалистический плюрализм» и «приоритет общечеловеческих ценностей над классовыми». С этого момента идеологическое и военно-политическое противостояние начало быстро терять остроту.

Новая внешнеполитическая доктрина была обусловлена развитием политического процесса в СССР в сторону отказа от коммунистической идеологии, а также зависимостью экономики СССР от западных технологий и кредитов[c]. Резкое падение цен на нефть привело к тому[35], что СССР пошёл на широкие уступки во внешнеполитической сфере. Распространено мнение о том, что это было связано также с тем, что возросшие в результате гонки вооружений военные расходы стали непосильными для советской экономики, однако ряд исследователей доказывает, что относительный уровень военных расходов в СССР не был чрезмерно высоким[источник не указан 3127 дней].

Генеральный секретарь ЦК КПСС Михаил Горбачев, президент США Рональд Рейган (в центре) и вице-президент США Джордж Буш (слева) на прогулке по острову Говернорс-Айленд во время визита М. Горбачева в США в 1988 году.

В 1987 году страны Варшавского договора выработали новую, сугубо оборонительную военную доктрину, предусматривающую сокращение в одностороннем порядке вооружений до пределов «разумной достаточности». Сопротивление новому курсу во внешней политике отдельных представителей военного руководства было предотвращено чисткой в армии после беспрепятственного приземления 28 мая 1987 года на Красной площади самолёта гражданина ФРГ Матиаса Руста. Новым министром обороны 30 мая 1987 года стал генерал армии Д. T. Язов, сменивший на этом посту С. Л. Соколова.

Основные идеи нового внешнеполитического курса были сформулированы Горбачёвым в его книге «Перестройка и новое мышление для нашей страны и для всего мира», вышедшей в октябре 1987 года. Согласно Горбачёву, все идеологические и экономические разногласия между мировыми системами социализма и капитализма должны отступить перед необходимостью защиты общечеловеческих ценностей. В этом процессе страны-лидеры должны жертвовать своими интересами в пользу малых стран, общих целей мира и разрядки в силу того, что для выживания в ядерный век нужна взаимная добрая воля.

Помимо самого М. С. Горбачёва и министра иностранных дел СССР Э. А. Шеварднадзе, большую роль в разработке и реализации концепции «нового мышления» сыграл А. Н. Яковлев, с сентября 1988 года занимавший должность председателя Комиссии ЦК КПСС по вопросам международной политики.

С 1987 года накал противостояния США и СССР начал резко снижаться, и за последующие 2-3 года конфронтация полностью сошла на нет. Однако ослабление противостояния было достигнуто во многом за счёт уступчивости советского руководства. М. С. Горбачёв и его окружение пошли на значительные уступки при заключении Договора о ракетах средней и меньшей дальности (подписан 8 декабря 1987 года на состоявшейся в Вашингтоне встрече Р. Рейгана и М. С. Горбачёва).

В 1988 году начинается вывод советских войск из Афганистана. В декабре того же года Горбачёв, выступая на сессии Генеральной Ассамблеи ООН с «программой ослабления противостояния», заявил об одностороннем сокращении советских вооружённых сил; 21 марта 1989 года вышло постановление Президиума Верховного Совета СССР о сокращении армии и начале конверсии (перехода на производство гражданской продукции) оборонных предприятий. Однако этим советские уступки не ограничились. Осенью 1989 года один за другим начали рушиться коммунистические режимы в Центральной и Восточной Европе, на что СССР никак не отреагировал. В октябре 1989 года был провозглашен официальный отказ от «доктрины Брежнева». Запад до последнего момента не мог поверить в то, что Горбачёв со своим «новым мышлением» зашёл так далеко. Смена власти во всех странах-сателлитах СССР привела к ликвидации советского блока, а вместе с ним и к фактическому прекращению холодной войны.

Ноябрь 1989 года. Берлинская стена с взобравшимися на неё немцами на фоне Бранденбургских ворот.

9 ноября 1989 года, выступая на пресс-конференции, которая транслировалась по телевидению, представитель правительства ГДР Гюнтер Шабовски огласил новые правила выезда и въезда из страны. Согласно принятым решениям, граждане ГДР могли получить визы для немедленного посещения Западного Берлина и ФРГ. Сотни тысяч восточных немцев, не дожидаясь назначенного срока, устремились вечером 9 ноября к границе. Пограничники, не получившие приказов, пытались сперва оттеснить толпу, использовали водомёты, но затем, уступая массовому напору, вынуждены были открыть границу. Берлинская стена ещё стояла, но всего лишь как символ недавнего прошлого. Она была разбита, расписана многочисленными граффити, рисунками и надписями, берлинцы и посетители города старались унести на память кусочки, отбитые от некогда могущественного сооружения. В октябре 1990 последовало вступление земель бывшей ГДР в ФРГ, и Берлинская стена была за несколько месяцев снесена.

21 ноября 1990 года в Париже была подписана так называемая Хартия для новой Европы, провозгласившая фактический конец полувекового противостояния двух систем и начало новой эры «демократии, мира и единства».

Тем временем сам Советский Союз переживал глубокий кризис. Центральные власти начали терять контроль над союзными республиками. На окраинах страны вспыхивали межнациональные конфликты. В декабре 1991 года произошёл окончательный распад СССР.

В начале 1992 года президент России заявил о том, что ядерные ракеты перенацелены с объектов США и других западных стран на незаселённые территории Земли, а подписанная 1 февраля 1992 года в Кэмп-Дэвиде совместная декларация России и США официально положила конец холодной войне.

Во время следующего своего визита в США, состоявшегося 15—19 июня 1992 года, Ельцин в выступлении перед американским Конгрессом многократно подчёркивал необратимость падения «коммунистического идола». Был отчётливо обозначен переход от конфронтации к активному взаимодействию с западными странами. В одном из «черновых» вариантов речи даже звучит утверждение — Россия сделала свой выбор «между возвращением в мировое сообщество и репрессивным одиночеством»[36].

Проявления холодной войны

Двуполярный мир в 1946 году     западные союзники     восточные союзники Двуполярный мир в 1959 году     Государства-члены НАТО     Другие союзники США и НАТО     Колонии европейских государств     Государства-члены Организации Варшавского договора     Другие союзники Варшавского договора     Неприсоединившиеся страны Двуполярный мир в 1980 году      Страны-члены НАТО      Другие союзники США и НАТО × Попытки антикоммунистических переворотов      Страны члены Варшавского Договора      Соц-страны союзники Варшавский договор      Другие союзники СССР × Попытки коммунистических переворотов      Китай и Албания      Неприсоединившиеся страны × Другие конфликты

Оценки

М. С. Горбачёв в интервью немецкой газете Welt am Sonntag (нем.)русск. отметил следующее:[39]

Окончание холодной войны было нашей общей победой, но западные политики, и прежде всего США, объявили победителями себя. Трубили об этом повсюду. При этом не подумали: а как это будет воспринято в России, русскими, которые столько сделали для прекращения холодной войны и гонки вооружений. И как это повлияет на политику и на отношения между Россией и Западом — об этом тоже не подумали.

Из статьи З. Бжезинского «Холодная война и её последствия»[40][41]:

С геополитической точки зрения результат поражения СССР в холодной войне напоминает 1918 год. Потерпевшая поражение империя находится в стадии демонтажа. Как и в процессе прекращения предыдущих войн, здесь наблюдался отчётливо момент капитуляции. Вероятнее всего, такой момент наступил в Париже 19 ноября 1990 года. Там, на конклаве, проходившем в атмосфере показной дружественности, которая была призвана скрыть реалии ситуации, Михаил Горбачёв принял условия победителей. В завуалированных, изящных выражениях он назвал объединение Германии, которое произошло исключительно на западных условиях, великим событием. По существу же это было эквивалентом акта о капитуляции, подписанного в железнодорожном вагоне в Компьене в 1918 году или на борту линкора «Миссури» в августе 1945-го[d]. Хотя это главное содержание было аккуратно упаковано в слова о дружбе.

Бывший заместитель министра иностранных дел СССР А. Адамишин так отозвался об окончании холодной войны[42]:

Наша внешняя политика во времена Брежнева и Громыко была исключительно неподходящая для интересов страны. Ведь не может быть вход в Афганистан подходящим делом, не может быть подавление Чехословакии подходящим делом в интересах советского общества, не может быть эта гонка вооружений, не может быть конфронтация не только с американцами, но и со всем миром фактически. Потому что мы и с Китаем были на ножах, и с исламскими государствами на ножах, и с Израилем на ножах, что для нас было тоже довольно серьёзным ударом…

…. Как во время перестройки воспринимали Советский Союз? Это же было одно удовольствие.

Уроки холодной войны

Джозеф Най, профессор Гарвардского университета, выступая на конференции «От Фултона до Мальты: как начиналась и как закончилась холодная война» (Горбачёв-Фонд, март 2005 года), указал на уроки, которые следует извлечь из холодной войны[43]:

  • кровопролитие как средство урегулирования глобальных или региональных конфликтов не является неизбежным;
  • существенную сдерживающую роль сыграло наличие у противоборствующих сторон ядерного оружия и понимание того, каким может стать мир после ядерного конфликта;
  • ход развития конфликтов тесно связан с личными качествами конкретных лидеров (Сталин и Гарри Трумэн, Михаил Горбачёв и Рональд Рейган);
  • военная мощь имеет существенное, но не решающее значение (США не достигли своих целей во Вьетнаме, а СССР — в Афганистане); в эпоху национализма и третьей индустриальной (информационной) революции управлять враждебно настроенным населением оккупированной страны невозможно;
  • в этих условиях гораздо большую роль приобретает экономическая мощь государства и способность экономической системы приспосабливаться к требованиям современности, способность к постоянным инновациям.
  • значительную роль играет использование мягких форм влияния, или soft power, то есть способности добиться от других желаемого, не принуждая (запугивая) их и не покупая их согласие, а привлекая на свою сторону. Сразу же после разгрома нацизма, СССР и коммунистические идеи обладали серьёзным потенциалом, но бо́льшая часть его была утрачена после событий в Венгрии и Чехословакии, и этот процесс продолжался по мере использования Советским Союзом своей военной мощи.

Доктор политических наук, доцент факультета мировой политики МГУ Алексей Фененко подчёркивает, что отношения СССР и США не имели характера непримиримой вражды и экзистенциальной ненависти, но представляли собой состязание двух сверхдержав в политике, а также идеологических систем коммунизма и либерализма. Это состязание предусматривало определённые правила, включающие уважительное отношение к противоположной стороне и признание наличия у противника достоинств, которые следовало перенять или превзойти. Он отмечает отсутствие в пропаганде обеих сторон ненависти к обычаям и культуре противника или злорадства по поводу гибели его солдат в региональных конфликтах[44].

Память о холодной войне

Музеи

Основная статья: Музей холодной войны (значения)

Памятные награды

Основные статьи: Медаль «За победу в холодной войне» и Сертификат службы во время холодной войны Cold War Victory Medal — Медаль «За победу в холодной войне» (США)

В 1997 года конгрессом США был учреждён памятный Сертификат службы во время холодной войны который может быть вручён Министерством обороны США лицу, находившемуся на военной службе или являвшемуся служащим федерального правительственного учреждения в период холодной войны.

С 2001 года в конгрессе США было предложено несколько законопроектов об учреждении военной медали за участие в холодной войне (Cold War Service Medal). Ближе всего к принятию было предложение, поддержанное в 2007 году группой во главе с бывшим госсекретарём США Хиллари Клинтон. Был разработан дизайн медали, однако она так и не получила национального статуса, став неофициальной памятной наградой. Медаль могут самостоятельно приобретать, без права ношения, военнослужащие Вооружённых сил США и гражданские служащие федерального правительства, имеющие официальный сертификат о прохождении службы в период холодной войны. Однако, медаль имеет официальный статус в Национальной Гвардии США штатов Луизиана, Техас и Аляска.

См. также

Примечания

Примечания
  1. Идеологическая борьба вышла на первый план в начале 1950-х годов, когда стало ясно, что Советский Союз обладает не только атомной, но и водородной бомбой,что делало прямой военный конфликт между США и СССР практически бессмысленным[8]
  2. Советский Союз не был включён в список стран, которые должны были получить помощь, по формальной причине: официально СССР заявлял о положительном балансе бюджета, и, по мнению США, в помощи не нуждался. Вскоре после этого по настоянию Советского Союза социалистические страны, а также Финляндия, отказались от участия в «плане Маршалла» (хотя незадолго до этого и выражали желание принять американскую помощь). (Пихоя Р. Г. Советский Союз: история власти. 1945—1991. — Новосибирск: Сибирский хронограф, 2000, стр. 26-27)

  3. Под влиянием ряда финансистов был издан меморандум о национальной безопасности № 68 от 1950 г. Этот документ открыл путь для строительства при помощи западных технологий более развитого, но и более зависимого от США Советского Союза.

    В меморандуме утверждалось, что Советы не могут прогрессировать без западных технологий. Поэтому можно разрешить западным фирмам продолжить передачу технологий СССР.

    Это будет иметь следующее значение. Во-первых, если требуется сменить технологии для достижения более эффективного уровня производства, то тогда получатель всегда остается в стороне от «тонкостей операций», и, таким образом, СССР не будет иметь стимула для создания собственных технологий, окажется в зависимости от западных технологий. Во-вторых, если СССР будет ввозить технологии, ему надо будет зарабатывать или занимать валюту западных стран для её оплаты. Зарабатывать валюту СССР сможет только экспортируя сырьё, что приведёт к преимущественно сырьевому развитию советской экономики. Если же СССР будет занимать деньги, то он окажется под контролем кредиторов. В то же время этот меморандум представил довод в пользу массированного усиления оборонной мощи США под предлогом будущей советской угрозы.

    Цит. по Бокарев Ю. П. СССР и становление постиндустриального общества на Западе, 1970—1980-е. — М.: Наука, 2007. — 381 с. — ISBN 5-02-035261-6.

  4. Подписание акта о капитуляции Японии состоялось не в августе, а 2 сентября 1945 года.
Сноски
  1. Кредер, 2005, с. 219.
  2. 1 2 3 4 5 6 7 8 Егорова, 2017, с. 132.
  3. 1 2 3 4 5 Шубин А. В. Холодная война // Кругосвет
  4. 1 2 3 Холодная война // Оксфордская Иллюстрированная Энциклопедия Всемирная история (с 1800 г. и до наших дней). — Весь мир, ИД «Инфра-М», Oxford University Press, 2000
  5. 1 2 Холодная война // Д. Дэвид, Джери Дж. Большой толковый социологический словарь, 2001
  6. Шестаков, 2005, с. 791, 810.
  7. Написание со строчной буквы без кавычек холодная война даётся по словарю: Лопатин В. В., Нечаева И. В., Чельцова Л. К. Прописная или строчная? Орфографический словарь. — М.: Эксмо, 2009. — С. 469. — 512 с.
  8. 1 2 «Послы джаза»: как госдепартамент США с помощью музыки боролся с советской пропагандой, BBC, 24.05.2020
  9. Geoffrey Roberts. Stalin’s Wars: From World War to Cold War, 1939—1953, Yale University Press, 2006. ISBN 0-300-11204-1.
  10. Евгения Приемская. «Известия» 1992-го года — об окончании холодной войны (рус.). Известия (1 февраля 2017). Дата обращения: 14 июля 2019.
  11. Cold War // Encyclopædia Britannica
  12. Orwell, «You and the Atomic Bomb», Tribune 19 October 1945
  13. «after the Moscow conference last December, Russia began to make a „cold war“ on Britain and the British Empire» — Orwell, George, The Observer, 10 March 1946.
  14. (english) Bernard Baruch coins the term «Cold War» 16 April 1947 Архивная копия от 25 февраля 2009 на Wayback Machine — wwww.history.com
  15. http://www.avtoref.mgou.ru/ar/ar650.doc
  16. Византийское Наследство: Советско-турецкие территориальные проблемы на Потсдамской конференции
  17. 1 2 СТРАНИЦЫ ИСТОРИИ » Начало «Холодной войны»
  18. Вторая мировая война. Черчилль У. Сокр. пер. с англ. Кн. третья, т. 5-6. М 1991, С. 574.
  19. 1 2 Начало «Холодной войны»
  20. «По сути дела господин Черчилль стоит теперь на позиции поджигателей войны. И господин Черчилль здесь не одинок, — у него имеются друзья не только в Англии, но и в Соединенных Штатах Америки. Следует отметить, что господин Черчилль и его друзья поразительно напоминают в этом отношении Гитлера и его друзей.» Интервью И. В. Сталина газете «Правда» о речи Черчилля в Фултоне (14 марта 1946 года)
  21. The Kasenkina Case
  22. History of New York Архивировано 29 января 2012 года.
  23. Консульские отношения СССР-США были восстановлены лишь через 24 года, в 1972 году.
  24. Веденеев Д. В., Лисенко О. Є. Організація українських націоналістів і зарубіжні спецслужби (1920 — 1950-ті рр.) // Украинский исторический журнал. — К.: Институт истории АН Украины, 2009. — № 3. — С. 139.
  25. Richard Breitman and Norman J.W.Goda: Hitler’s Shadow. Nazi War Criminals, U.S.Intelligence, and the Cold War p.86
  26. Berlin Airlift
  27. From Liberation to Confrontation: The U.S. Army and Czechoslovakia 1945 to 1948
  28. Женевское совещание глав правительств четырёх держав 1955 // Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров. — 3-е изд. — М. : Советская энциклопедия, 1969—1978.
  29. Запись беседы Г. К. Жукова с президентом США Эйзенхауэром 20 июля 1055 года в Женеве
  30. В. Абаринов. One Man Show
  31. Рональд Рейган. Речь 16 февраля 1985 года
  32. U.S. Aid to Anti-Communist Rebels: The «Reagan Doctrine» and Its Pitfalls
  33. J. Easton, Nina. Gang of Five: Leaders at the Center of the Conservative Crusade, 2000.
  34. Sensus Novus / Пуля из джунглей летела в обком. Как чёрный социалист собрал антисоветских партизан на «слёт племён»
  35. Крейтор Н. От доктрины Рейгана до разрушения Советского Союза (1999)
  36. Проект выступления на Совместном заседании Конгресса // Архив Егора Гайдара
  37. Изощренный пригляд за Советами // НГ, 23.12.2016
  38. Советский Архив, собран Владимиром Буковским БОРЬБА за МИР
  39. Горбачёв считает, что окончание холодной войны было общей победой // ТАСС, 21.10.2019
  40. Zbigniew Brzezinski. The Cold War and Its Aftermath. //«Foreign Affairs» Vol. 71, No. 4, Fall, 1992; (pp. 31-49)
  41. Сванидзе любит бомбёжки НАТО
  42. Разбор полёта//Передача радиостанции «Эхо Москвы»
  43. Джозеф Най. Рифмы истории // Газета «Коммерсантъ» № 38 от 06.03.2006, стр. 8
  44. Уникален ли наш опыт?

Литература

Ссылки

Холодная война: